Другие команды принялись освобождать тела мёртвых сарацин, до того, как их потащат закапывать, от доспехов (у кого они были), одежды, оружия. В эту команду попал и Теодор с друзьями. Грязная работа, от которой воротило, пришлась по вкусу только жадноватому Петру и любящему новые вещи Месалу. И им было без разницы, что эти вещи будут поделены между всеми, а не достанутся только им. Каждому чистому халату, красивым сапогам, яркому отрезку ткани с тюрбана, кинжалу с инкрустацией они радовались, хвастаясь друг перед другом. Евхит бормотал, не останавливаясь, молитвы. Илия, которому достался труп разрубленной напополам головой, проблевался и теперь сидел у стены, приходя в себя. Мармарец, Гедик, Никифор вели беседу, обсуждая бой и вещи. Михаил и Юхим куда-то пропали. Мардаит и Лемк работали молча — Мардаит вообще был серьёзным и переживал что никак не проявил себя, а Лемк — просто чертовски устал. Тягать тяжеленные тела — оказалась непростая задача. Да и запах стоял такой, что начинало мутить. Но старался не подавать вида, чтобы не упасть лицом перед друзьями.

— Дураки они. — говорил в основном Гедик. — На что они рассчитывали? У них тут ни оружия хорошего, ни доспехов. Одно старьё. Кольчуги… Ты посмотри, как её прорубило. А вон того? Его вообще пули насквозь прошла. Ну да, того не пробило кольчугу с обратной стороны, это аркебузная… Глянь какая дырища. Как это называется? Это килич, сабля их такая. Монеты не видел их, что ли? Это акче, серебряная. Её латиняне аспром зовут. По весу почти равна гроссо, но никто такую цену не даёт, слишком много в последние годы её разбавляют медью, так что берут сейчас менялы три акче за гроссо минимум. Это вот валяется байрам-ага, типа гемилохита. Вот с него есть что взять — исподнее тоже снимайте! Я эту камису, если на жребий не определят, отстираю и себе заберу. Пока киньте в воду, пока кровь сильно не засохла.

Лемк изгваздался в крови, пыли, был потным и грязным. Больше всего ему хотелось сейчас уйти в лагерь, чтобы уйти подальше от этого места. Но всё кончается, разобрались и с этой работой. Всё, что было на телах врагов — делили между солдатами той турмы, которая вела здесь бой. Сперва делили вперемешку на большие равные кучи — одежду, оружие, личные найденные вещи, всё вместе. Потом один представитель от кентархии указывал на кучу, другой, отвернувшись, называл какой кентархии она отходит. Внутри кентархии уже делили между солдатами. Пять долей друнгарию, четыре доли кентарху, тройную гемилохитам, двойную отличившимся солдатам. Когда Лемк, прижимая вещи, уже собрался уходить, его остановили и назвали его имя ещё раз, выделив в число отличившихся. Это за то, пояснил всем кентарх Герард Дипар, что он тогда метко вёл огонь с крыши, командуя при этом другими стрелками. Возразивших не нашлось и солдат получил ещё долю. Вернувшись к костру, слишком уставший, чтобы досматривать делёж, он начал рассматривать доставшиеся ему вещи.

Добычей стали пару халатов, испачканных в крови, простой нож, почти ничем не отличившийся от его засапожного, тонкий и плоский кинжал, с не выделяющейся гардой, кожаные штаны, пара поясов, потёртый конический шлем, горстка мелких акче, общей суммой пять гроссо, одна массивная серебряная монета латинян, которую местные называли куруш. Самой интересной, кроме серебра, оказалась последняя вещь — сарацинская сабля, длиной в те же три фута, ничуть не легче его парамериона, которым он сегодня так и не воспользовался. Именно о такой говорил Гедик, сказав, что называется она килич или клыч. У этой сабли были богато отделанные серебром ножны и выглядела и сабля, и ножны — просто великолепно. К сожалению, нести два вида рубящего оружия он не хотел, а потому от килича решено было избавиться. Кинжал Лемк решил оставить — приспособив за пазухой. Шлем сперва тоже хотел оставить, но взвесив, решил, что защита хорошо, но это ещё всё надо предстоит на себе и обменял на стальную шапочку с опускающимися на плечи кольчужной сеткой, оставляющей открытой лицо, с небольшими металлическими наушами. Защиту на голову решил всё же взять после того, как вспомнил того сарацина, которому так удачно разрубили голову. Также приобрёл заплечный мешок получше, поудобнее, чем его.

Всё остальное он обменял на серебро у товарищей следующий день или продал торговцам, которые следовали за войском. Килич отдал за такой же массивный куруш, который ему попался в добыче, хотя и предполагал, что сабля стоит дороже. Но и за такую цену еле удалось с помощью языкастого Месала.

В ничью долю не шли найденные аркебузы, ружья, порох и пули. Это сразу забирали комиты, отвечающие за снабжение. Высшие офицеры брали выкуп с богатых горожан, с которой часть они передали войску, в том числе и с городской казны. Потому всем в дальнейшем объявили, что за успешный штурм им дополнительно выплатят десять венецианских гроссо. Солдаты радовались победе, предвкушали, сколько будет добычи в богатом Родосто, который они конечно же легко возьмут. Грустили, вспоминая тех, кому не повезло сегодня и ещё из-за того, что нельзя выпить. Вещи погибших в полулохах по жребию разобрали внутри отрядов. У них погиб один, но из его вещей Лемку ничего уже не досталось.