И вообще, согласно новому положению Теодор стал и одеваться соответственно. Старший декарх, под начальством уже два десятка стрелков — совсем не шутка. Мягкие кожаные сапоги, с толстенной подошвой из воловьей шкуры, а не деревянной, как носили многие, снятые с сипаха. Простые суконные штаны, хоть и придавали простолюдинский вид и никто из ромейских офицеров старался не носить их, но а кем был сам Лемк? Простолюдином. К тому же это было практично, пыль на них была практически не видна. В дневное время Лемк носил пару рубах, одна под другой и кожаный колет, без дублета, который под низ обычно одевали латиняне, выменянный у одного генуэзца, с красивым расшитым растительным узором. Был ещё и камзол с разрезными рукавами, который он обычно накидывал в прохладную часть суток. Поверх колета накидывал через плечо свои «Двенадцать апостолов» — ремень с отмерянными пороховыми зарядами к мушкету. На поясе, ещё одной его добыче с сипаха, проклёпанном тонкими бронзовыми бляшками, висела скъявона и кинжал, а на животе за пояс заткнут пистоль. Добавить бы перчатки, которых у него ещё не было, и почти не отличить от, конечно, не Дипара, но других кентархов. И также как они, и Лемк старался смотреть на подчинённых, громко, но без суеты отдавать команды и сам делать все дела быстро и качественно, но без поспешности, которая бы уронила его достоинство, которое он чувствовал согласно своему положению. Но когда он садился за костёр с друзьями, он тут же превращался в того простого молодого парня, который носился по Городу, встревая в приключения и пытаясь заработать несколько медяков на пропитание, когда убегали из церкви.

Самое большое счастье, которое испытал Теодор, это было то, что кровавый понос обошёл их стороной. Всего переболела четверть всех солдат, из которых уж каждый десятый, а может и больше, не смог этого пережить. Насмотревшись бегающих, гадящих и мучающихся людей, чувствуя зловоние, которое распространяло болезнь, Лемк вспоминал, как их били в церкви, прививая любовь к чистоте и благовониям, и возможно только это их и спасло. В молитве он поклялся и дальше следовать тому, чему его так упорно учили. Ну, как минимум чистоте, да.

Помимо занятий с бывшими войнуками, а ныне солдатами Ромейской империи, и более редких в составе крупных отрядов, его время было довольно плотно занято. Плюсом было то, что войнукам ещё не слишком доверяли и не ставили в различные караулы и дозоры, либо ставя на дежурство весь полулох. Далее надо было присматривать за Гемоном, чтобы тот его не забывал — конь был ему симпатичен и надо было посматривать, чтобы Юц его хорошенько обихаживал. Тренировки с Диего — после которых требовался отдых. Отнимал определённое время уход за одеждой, так его не привлекла ни одна из следующих за войском женщин, да и кровные деньги терять не хотелось, в то время как многие солдаты спускали все монеты за добычу и те, что им выдали в качестве жалования на вино, женщин и игры.

Но время у него всё же было и в такое время он читал. Друзья и те, кто узнал, что среди их знакомых есть такой книгочей приносили ему всё, где было хоть что-то написано. Друзья и те, кто хотел заручиться какой-то поддержкой — дарили. Солдаты и просто новые знакомые — старались продать. Лемк обычно обменивал книги и свитки на вещи, которые он получил в ходе добычи, но порой приходилось выкладывать деньги, когда упирались, а вещь была уж больно стоящая. Так среди его пожитков появились пару карт некоего латинянина Меркатора. Красочные карты, полные ярких красок, сразу поразили в самое сердце Теодора и он отдал за это чудо всё серебро, что у него оставалось от жалования в гроссо и от добычи акче. Вышло, если посчитать, почти на полтора золотых дуката. Гигантская сумма для Теодора! Но разглядывание карт стало для него чуть ли не ежедневным ритуалом. Разглядывать и вспоминать, что он знает о тех или иных землях, которые когда-то были частью Империи. Читать новые названия городов. А затем расспрашивать о новых узнанных землях от тех, кому довелось побывать в разных концах Европы, Mare Nostrumили Средиземного моря и Африки, а не Чёрного континента, как его привыкли называть.

Но самым увлекательным чтением для него всё же оставались наставления Императора Маврикия и та тетрадь с семейной историей некоего димота, где говорилось о короне Маврикия. Маврикий в своём наставлении, казалось, сумел описать весь армейский быт и порядки, которые Лемк видел каждый день. Прошли сотни лет, на поле боя гремят мушкеты и орудия, а всё казалось таким понятным и недалеко ушедшим с тех пор… Но многие придумки, о которых шла речь в его трактате, не встречались ещё ему ещё и он старался их запомнить. Особенно драгоценными для него казались советы, которые, казалось напрямую ему давал Император. Несмотря на то, что ранее он не стеснялся дописывать на полях книг свинцовым карандашом своё мнение о том или ином моменте, то тут такая мысль, даже подчеркнуть наиболее интересные идеи казались ему кощунством.