Светлые волосы словно подхватывал сильный ветер, а она, казалось, вообще не мерзла в своем легоньком платьице. Правда, присмотревшись, я заметила, что не такое уж оно и легонькое, потому что оно было создано из тех самых чешуек. Если бы не старания Дракуленка, ныне вымахавшего в самого что ни на есть настоящего Дракуля, я бы появилась в точности в таком платье перед Ферганом.

Так вот какой меня видел Люциан!

На миг это осознание ошеломило, а после накрыло и догнало еще и следующим. Если он видел меня воплощением светлой магии, чуть ли не светлой богиней, простите, то неудивительно, что накрыло уже его — когда он узнал о том, что я связана с темной. Я сглотнула глубокий вздох и покосилась на Люциана, который стоял рядом с Софией. Выправка у него и правда стала военная, что ни говори. Нет, он и раньше отличался самомнением не на ровном месте, но сейчас передо мной был совершенно другой дракон. Или мне так казалось? Потому что просто хотелось в это верить?

Неужели Валентайн прав?

В реальность меня вернула именно эта мысль, а еще — ощущение сильной руки под ладонью. Я снова повернулась к Тамее, волшебство которой набирало обороты: из золотого сгустка, искрящего в ее ладонях, рождался первый золотой дракон. Сначала крохотный, он мгновенно увеличился в размерах, а после, раскинув крылья, взмыл ввысь, чтобы окутать нас всех потоками магии.

— …посмотри на ее платье. Это цвет королевы.

— А чему ты вообще удивляешься? На зимнем балу в королевском дворце объявят дату их бракосочетания. Спорим, в этом году Женевьев станет его женой?

— Сколько сердец будет разбито!

— И в первую очередь сердце Драконовой.

— У Драконовой нет сердца.

Именно последние фразы заставили меня повернуться к перешептывающимся девушкам. Они ожидаемо оказались без пары и трепались о тех, кто пришел с парнями. Заметив мой взгляд, правда, быстро вздернули носы и изобразили «фу-фу-фу». Даже попятились слегка, видимо, чтобы не запачкаться.

Правда, в следующий момент забыли обо мне и задрали головы: над нами парили уже десятки драконов. От феерии золотой магии в зале стало светло, как днем, восхищенные возгласы перекрыли аплодисменты, нарастающие, отражающиеся от стен зала. Еще несколько мгновений — и все вокруг ослепительно полыхнуло, а после нас осыпало теплыми искорками и «вернувшимися» снежинками. Тамея снова «собралась» под потолком, только на этот раз за ее спиной мерцал еще огромный золотой дракон, перворожденный.

— Не стану говорить лишних слов, — Эстре произнесла это явно с усилением магией, потому что голос ее разнесся по залу, как если бы у нее в распоряжении была вся современная аппаратура из нашего мира. — Просто хочу, чтобы вы помнили, в честь чего сегодняшний вечер и эта ночь. Чудесного бала! И не забывайте про правила. В зале по-прежнему дежурят магистры.

Ага, и один из них дежурит рядом со мной.

Речь ректора тоже подхватили овациями и смехом, что же касается Валентайна, он лишь хмыкнул.

— Не понравилось представление? — поинтересовалась я.

— Мне — нет. Но в целом вполне себе сказочка для восторженных адептов. Учитывая, что никаких лишних деталей, а темная часть истории стерта как нечто несущественное.

— Не думаю, что на праздничном балу стоит вспоминать темную часть истории.

— Если на что-то закрывать глаза, Лена, это еще не значит, что его не существует.

— Ты перегибаешь.

— Нет, я просто как никто другой знаю, что наш мир держится не только на светлой магии, и что она далека от той всеспасающей силы, которой ее наделяют. Правда, я не считаю, что об этом стоит говорить именно сейчас. — Валентайн развернулся ко мне. — Хотя бы потому, что сейчас начнется первый танец.

Первый танец действительно начался: в зал плеснула музыка, ударила потоками снежного вихря, закружилась под сводами, отражаясь от стен, зазвучала в сердцах. Музыканты, которые появились на балконе, играли так, будто от этого зависела их жизнь, и эти эмоции так щедро лились сквозь музыку, что вряд ли на балу остался хоть кто-то равнодушный к этой мелодии.

Ладонь Валентайна легла на мою талию, а второй он подхватил мою руку, переплетая наши пальцы и уводя меня в танец. Благодаря ему и учителю, которого он прислал, облажаться мне не грозило: именно на первом танце меня натаскивали особенно.

Назывался он na’ajard, что в переводе с драконьего означало полет. Полет он и напоминал, столь же быстрый, стремительный, кружащий, чем-то отдаленно похожий на наш вальс, но очень отдаленно. Потому что после вальса нельзя было в космос выпускать, а после этого танца — можно. Череда стремительных движений, кружения, когда ведет мужчина, и такого же резкого разрыва, когда ладонь к ладони, а взгляд — глаза в глаза, руки внахлест.

Танец-полет. Танец-разрыв. Танец-противостояние.