Почему она даже краснеет так, что невыносимо хочется касаться каждого сантиметра кожи: губами, руками, языком — слизывать этот румянец с ее щек, с ее разгоряченного тела. Так невозможно, так остро, так сладко. Он и не выдержал, дыханием скользнул по шее, спускаясь ниже, повторяя треугольник выреза ее блузки поцелуями.

Десятки девчонок, желающих стать его — а он сходит с ума по одной!

Одетой в самую обычную академическую форму… На этой мысли он себя и поймал. На этой, а еще на том, как его губы сомкнулись на выступившей под тонким бельем и блузкой вершинке груди. Пальцы на его плечах сжались сильнее, а ее не то выдох, не то стон ударил в голову, и не только в голову. Ее юбка задралась, открывая ноги и бедра, и Люциан скользнул ладонью по нежной коже к белью.

— Люциан… стой! — Ее ладони уперлись в его плечи совсем не так, как ему хотелось бы. Нет, ему бы хотелось, чтобы она сорвала с него этот драхов пиджак, отбросила в сторону, выдергивая рубашку из брюк, но Ленор застыла под ним, напряженная, и он, чувствуя, как бешено грохочет в ушах собственное сердце, поднял голову.

— Что-то не так? — собственный голос упал до драконовых низин, странно даже, что это был голос, а не рычание.

— Нет, — ее тоже был низким. Немного хриплым. А на губе еще виднелся след от его укуса.

Его.

Укуса.

В ушах зашумело сильнее.

— Тогда что?

— Мне просто нужно время. Понимаешь?

Время? Да, он понимал. И не понимал тоже — она ведь его хотела. Хотела не меньше, он это чувствовал не только через ее усилившийся аромат, но и звериным чутьем, тем самым инстинктом, который в драконах позволяет определять свою эрими. Ларо не могла быть его эрими, ну и драхи с ним. Не нужна ему никакая эрими, ему нужна она.

— Нет. В чем дело?

— Это… тоже личное. Только мое. Когда-нибудь я тебе расскажу. Если тебе это будет важно.

Он запросто мог додавить. Сейчас — мог, сломать ее хрупкое сопротивление, врубив силу драконьей магии, не заставляя, нет — просто ее желание было очевидным, и оно могло раскрыться от его сути. Мог, ну а что дальше?.. Раньше ему было плевать. Он вообще не смотрел на своих партнерш — да, доставить девушке удовольствие мог и умел, но на этом все. Прислушиваться к их жеманству, кокетству, сопротивлению для разогрева было ни к чему.

Вот только с Ленор он был уверен, что она не играет.

Она не для вида сопротивляется, для нее это действительно важно, а для него важно, чтобы она хотела его в точности так же, как он хочет ее. До одури, до звона в ушах, до легкого помешательства. До того, когда в голове уже не останется ни единой мысли, не говоря уже о том, чтобы вот так упираться ладонями ему в грудь.

Поэтому он приподнялся, судорожно вздохнул и сел на постели.

— Есть хочешь? — спросил негромко.

— Я… да.

— Вот и я. Зверски.

— Но ужин уже закончился, — она взглянула на свой браслет.

— Для меня это не проблема.

Проблема в другом. А если быть точным, в штанах, которые стали невыносимо узкими. До боли.

— Сейчас закажу нам ужин, и в душ.

В ледяной.

Сбросив привычное сообщение: «Ужин. Как обычно», — Люциан поднялся и направился в ванную. Одежда полетела на пол: пиджак, рубашка, брюки, белье, сам он шагнул в сторону душевой, где, подчиняясь привычным бытовым заклинаниям, вокруг него материализовались матированные, не пропускающие воду стены, а сверху хлынула ледяная вода. Под потоками которой Люциан зашипел как ошпаренный: драконы в принципе не любят холодную воду, хотя даже к тому же самому холоду их организм почти не восприимчив. Тем не менее это чисто драконьи предпочтения, что уж говорить о том, когда потоки ледяной жидкости впиваются в разгоряченную кожу, и…

Он вдавил палец в браслет, и вода перестала течь.

Вода, может, и перестала, а вот напряженно пульсировать ничего не перестало. Судорожно вздохнув, он уперся ладонью в стену, второй обхватил себя там, внизу. Содрогнувшись от самого простого прикосновения и от мыслей об этом. Даже просто от мысли о том, что он собирается это сделать.

Как какой-то лозантиров озабоченный подросток! В период гормональной бури.

У него никогда не было недостатка в девчонках, да ни с одной из них он бы просто не стал так церемониться, и уж точно не из-за одной из них он не стал бы…

Люциан сжал зубы, а потом представил ее. Раскрасневшуюся, с разметавшимися по подушке волосами, кусающую губы. Стонущую. Кричащую под ним.

Эта картина отозвалась острым болезненно-сладким спазмом, и он сильнее уперся ладонью в стену. Так, что казалось, по синему с серебром кафелю сейчас побегут впитывающие капельки воды трещины. Вода стекала и по его телу. Стекала и испарялась, кажется, не успевая сорваться вниз, как с падающих на лицо волос.