— Он совсем как собака, правда, Эллен? — сказала она раз, — или как ломовая лошадь. Только и знает: отработал, поел — и спать! Как пусто и уныло должно быть у него на душе!.. Вам когда-нибудь что-нибудь снится, Гэртон? И если снится, то что? Но вы же не можете разговаривать со мной!

Она поглядела на него; но он не разомкнул губ и не ответил на ее взгляд.

— Вот и сейчас ему, верно, что-нибудь снится, — продолжала она. — Он дернул плечом точь-в-точь, как Юнона. Спроси его, Эллен.

— Мистер Гэртон попросит хозяина отправить вас наверх, если вы не будете держать себя пристойно, — сказала я. (Он не только дернул плечом, но и сжал кулаки, как будто в искушении пустить их в ход.)

— Я знаю, почему Гэртон всегда молчит, когда я на кухне! — объявила она в другой раз. — Боится, что я стану над ним смеяться. Эллен, что ты скажешь? Он как-то начал сам учиться читать, а когда я посмеялась над ним, он сжег свои книги и бросил это дело. Ну, не дурак ли он?

— А вы? Не злой ли проказницей вы были? — спросила я. — Вот вы мне на что ответьте.

— Возможно, — не унималась Кэтрин, — но я не ожидала, что он окажется таким глупеньким… Гэртон, если я дам вам книгу, вы примете ее теперь? Я попробую.

Она вложила ему в руку книгу, которую читала. Он отшвырнул ее и проворчал, что, если Кэтрин не замолчит, он свернет ей шею.

— Хорошо, я положу книгу сюда, — сказала она, — в ящик стола, и пойду спать.

Затем она шепнула мне, чтоб я проследила, возьмет ли он книгу, а сама вышла вон. Но он и близко не подошел к столу; и я так и доложила ей утром — к ее большому разочарованию. Я видела, что она раскаивается в своей упрямой озлобленности и холодности. Совесть укоряла ее, что она его отпугнула, когда он захотел учиться. В этом она действительно преуспела. Но ум ее усердно искал средства исправить сделанное зло. Когда я, бывало, стану гладить или займусь другой затяжной работой, которую неудобно делать наверху в гостиной, Кэтрин принесет какую-нибудь хорошую книгу и начнет читать мне вслух. И если случится при этом Гэртон, она, бывало, оборвет на интересном месте и оставит книгу на кухне — и делала это не раз и не два; но он был упрям, как мул, и, вместо того чтобы кинуться на ее приманку, он в сырую погоду подсаживался к Джозефу и курил; и они сидели, точно истуканы, у огня: тот — по одну сторону, этот — по другую. И хорошо, что старший был слишком глух, чтобы понимать ее «греховный вздор», как он это назвал бы, а младший старался, как мог, не обращать внимания. В погожие вечера он уходил поохотиться, а Кэтрин зевала и вздыхала и приставала, чтобы я поговорила с ней, но, только я начну, выскакивала во двор или в сад; и под конец прибегала к последнему средству: плакала и говорила, что ей надоело жить — жизнь ее никому не нужна.

Мистер Хитклиф, становясь все более нелюдимым, почти совсем изгнал Эрншо из комнат. А после несчастного случая, произошедшего с беднягой в начале марта, парень на несколько дней прочно засел на кухне. Когда он бродил по холмам, ружье у него выстрелило само собой; ему поранило осколком руку, повыше локтя, и он, пока добрался до дому, потерял много крови. Таким образом Гэртон силой обстоятельств, пока не поправился, был осужден сидеть без дела у печки. Его двоюродной сестре это было на руку: во всяком случае, ее комната стала ей после этого еще более ненавистна; и Кэтрин все время принуждала меня выискивать себе работу на кухне, чтобы и ей самой можно было сидеть там со мною.

В Фомин понедельник Джозеф погнал скот на гиммертонскую ярмарку, я же после обеда занялась на кухне бельем. Эрншо, как всегда мрачный, сидел в углу у окна, а моя маленькая госпожа, чтобы как-нибудь заполнить время, выводила рисунки на стеклах окна или для разнообразия вдруг начнет тихонько напевать или что-нибудь проговорит вполголоса и с досадой и вызовом бросит быстрый взгляд на своего двоюродного брата, который упорно курил и смотрел на уголь в топке. Когда я сделала замечание, что так у меня дело не пойдет, если она то и дело будет загораживать мне свет, Кэтрин отошла к очагу. Я не стала больше обращать внимания на ее затеи, когда вдруг услышала такие слова:

— Я сделала открытие, Гэртон, что я хочу… что я рада… что теперь меня бы радовало, что вы — мой двоюродный брат, если бы только вы не были таким сердитым со мной и таким грубым.

Гэртон не отвечал.

— Гэртон, Гэртон, Гэртон! вы слышите? — не унималась она.

— Отвяжитесь! — проворчал он с недвусмысленной резкостью.

— Позвольте мне убрать это, — сказала она, осторожно занесла руку и вынула трубку у него изо рта.

Не успел он даже попытаться отобрать трубку обратно, как та была уже сломана и брошена за печь. Он выругался и взял другую.

— Стойте! — закричала Кэтрин. — Сперва вы должны меня выслушать, а я не могу говорить, когда мне пускают клубы дыма в лицо.

— Ну вас к черту! — крикнул он в ярости. — Можете вы оставить меня в покое?