Неофрон был потрясен. Пытался уговорить меня не делать этого. А когда не вышло, взял тайм-аут и исчез на неделю. Я представляла его в объятиях Рошель и чувствовала, что мне в живот всадили топор. Топор, который мне предстояло носить в себе до конца дней. До свадьбы было рукой подать. Меня снова выбросило, когда я проходила мимо витрины со свадебными платьями.

В следующем прыжке я хотела выбраться сама или с твоей помощью, Крис. Я хотела тайно вернуться домой, привести тело в порядок и явиться к Неофрону в новой оболочке – в такой, к которой ему будет легче прикоснуться. Женское тело тридцати-сорока лет подошло бы идеально. Может быть, с этим другим телом у меня было бы больше шансов побороться за него. Но Неофрон с благословения родителей прослушивал ваши с Альцедо телефоны и явился ко мне раньше всех.

Я даже представить не могла, что они опустятся до таких методов. Подумала, будто это ты меня сдал, прости. Я была в ярости. В ярости от того, что не нужна ему как женщина, а только как объект опеки. Как собака, которая сбегает с поводка и которую нужно привозить домой. Я начала сопротивляться, приказала ему убираться к черту, попробовала сбежать от него, но он не дал: ширнул меня транквилизатором, накормил силентиумом всю мою египетскую «родню» и привез меня домой.

Он был рядом, когда я очнулась. Сидел у изголовья и смотрел на меня с такой усталостью, будто сожалел, что меня нельзя привязать к кровати и больше не выпускать отсюда. И вот тогда меня понесло. Я пообещала ему, что в следующий раз не допущу такой ошибки. Я не позвоню вообще и не буду пытаться вернуться. А останусь жить там, где моя душа подберет новое тело… Очнусь нищей на улице – значит буду нищей. Проснусь в заключении – значит буду сидеть в тюрьме столько, сколько отмеряно. Открою глаза в больнице – буду лежать там, пока меня кто-нибудь не заберет. Окажусь чьей-то женой – останусь жить с тем, кто будет мне мужем.

Последний аргумент точно привел Неофрона в бешенство. Но в целом этот нелепый детский шантаж не произвел на него впечатления. Я осталась с носом, и когда поняла это, то билась в истерике всю ночь и ничего никому не могла объяснить. Да и что я могла вам всем рассказать? Что во всей этой истории дьяволом была я, а не он?

Утром приехал ты, помнишь? Чуть не добил меня шутками про старика, брак с которым папа вряд ли одобрит! Конечно, ты и представить не мог, что происходит. А потом явилась Ее святейшество тетушка Никтея и потребовала, чтобы я все ей рассказала. Предупредила, что «все это» ей порядком надоело и может плохо закончиться – в первую очередь для Неофрона. Приперла меня к стенке. Она умеет, если ей сильно надо.

Я натянула одеяло до подбородка и, обливаясь слезами, все рассказала. Что у меня к нему страшная Инсанья, а он ни в какую… Давно нужно было выложить все это кому-то, было бы не так тяжело. Ники была в шоке. Убеждала меня прекратить весь этот детский сад и позволить Неофрону просто делать его работу.

– Ты можешь разрушить его жизнь, une fleur rebelle^[43]! Ты не задумывалась об этом? Что, по-твоему, лезет в головы десульторам, когда он привозит тебя домой в истерике после каждого прыжка? Что будет с его репутацией, когда все узнают, что он приударил за наследницей Уайдбека, которая годится ему в дочери? Даже если ты нравишься ему, он никогда не поступится своей честью.

– Его репутация ему дороже меня?

– Однозначно.

– А ты на чьей стороне? Если я откажусь возвращаться домой, что ты на это скажешь? Что если я больше никогда не сделаю ни единого звонка? Мне не нужен этот мир без него! Что тогда? Его репутация по-прежнему будет иметь значение, если я бесследно исчезну?

– Прекрати играть по-черному. Прекрати блефовать и давить на него. Так нельзя. Пора повзрослеть, Дио. Если ты хочешь добиться его – запасись терпением и веди себя как человек, а не как… танк! Он не выносит таких методов.

– Ники, я не могу позволить себе ждать! – начала орать в ответ я. – Я боюсь, что он попросту не вернется домой после очередной перестрелки где-нибудь в горячей точке! Я так боюсь, что с ним может что-то случиться, о боже… Я хочу, чтобы он прекратил работу в спецназе. Если он плохо кончит, то я не знаю, что со мной будет, и это не блеф, клянусь…

Я не дождалась от тетки никаких ободряющих слов, но ее руки крепко обнимали меня, пока я рыдала над могилой своей мечты.

* * *

После разговора с Никтеей мне хотелось лечь и умереть. Но солдат Гордость все еще служил мне! И солдат Упрямство тоже пока не собирался ложиться в могилу. И пока Рошель не скажет «Я согласна!» и не швырнет в толпу свадебный букет – солдат Надежда будет нести дозор и стрелять из окопов!