К полудню приехал Альцедо, сияющий, как новогодняя елка, и разодетый, как на парад.

– Как ты? – спросил он, распахивая передо мной дверцу своей черной, как смоль, «Акуры». Странно, что Альчи все еще не избавился от своего агрессивного внедорожника и не завел какой-нибудь… розовый «бентли». Не все пропало!

– Я отлично.

– Что с рукой?

– Начал свое самоубийство с нее.

– Очень смешно.

– Просто в руке лопнул стакан.

Альцедо сел за руль и сдул с носа модную челку.

– «Просто» стаканы в руках не лопаются.

– У меня лопаются.

Тот посмотрел на меня как на чокнутого и завел мотор.

– Теперь я знаю вкус безумия, Альцедо. И он мне нравится.

Урсула была на месте. Едва заметный кивок, сдержанный жест рукой – вот она, женщина, покоряющая небеса. Мы сели в вертолет, и в тот момент, когда он оторвался от земли, разгоняя по траве волны, последние силы покинули меня.

– Второй раз, Крис. Ты заметил?

– Что? – очнулся я.

– Кажется, крошка Урсула сегодня не выспалась.

На последних словах вертолет снова странно повело, как будто у него начали заклинивать лопасти. Альцедо вскочил и, выругавшись, рванул к Урсуле. Я закрыл глаза, разрешая остаткам рассудка утонуть в легкой вибрации. Через десять минут мы доберемся до моей конечной остановки, и тогда…

«Феликс, умоляю тебя, останься», – вспыхнуло в моей памяти. Последняя фраза Лики, которую она произнесла, засыпая на моих руках. Господи, как же я хочу увидеть ее снова.

Из кабины, выволакивая мое сознание из тумана, донесся встревоженный голос пилота. Я открыл глаза. Закрыл и открыл снова. Передо мной стояла Урсула, и, судя по ее глазам, с вертолетом что-то было неладно.

Назад к аэродрому. Гул ветра такой, что закладывает уши, я сжимаю в руке кулон, цепочка впивается в шею…

«Дио, не так быстро…» – умоляет одна часть меня, которая все еще помнит, как легко машины рассыпаются вдребезги.

«Быстрее, еще быстрее!» – подгоняет вторая, которая бесстрашна, отчаянна и сегодня явно не в себе.

Быстрая езда всегда действовала мне на нервы, мне страшно, но я не могу позволить себе закрыть глаза. Я вглядываюсь в нависшее над аэродромом серое, предгрозовое небо. Я не отведу глаз, пока не увижу вертолет.

Диомедея загнала машину на парковку, мы выскочили и добежали до здания аэропорта быстрее, чем успела осесть дорожная пыль. Я толкнула тяжелую дверь, подбежала к окну, открывающему вид на летное поле, и ткнулась лбом в холодное стекло. Вот и первые капли ударили по окнам. Вглядываюсь в серую мглу, но в проклятом небе нет ничего, кроме туч и молний.

– Лика… – рука Дио легла мне на плечо. – Он всегда был упрям, как тысяча ослов. И если что-то взбредало ему в голову, он никогда не отказывался от задуманного. Боюсь, он не вернется. Мы пробудем здесь столько, сколько ты захочешь, а потом… приступим к плану Б.

Я горько ухмыльнулась сквозь слезы.

– Оказывается, есть план Б? О, Всевышний! Пойдем, найдем в горах его тело и оживим при помощи магии?

Диомедея кисло улыбнулась мне в ответ:

– Я бы на твоем месте не отзывалась о магии с таким пренебрежением. А что если…

– Что?

– Кое-какие чары действительно существуют в этом мире?

Все ясно. Подобное напряжение не могло не сказаться на психике. У Диомедеи начала тихонько сползать крыша, и моя, пожалуй, скоро последует ее примеру. Я представляю себе, как мы собираем Феликса по кускам, как Франкенштейна, и начинаю истерично смеяться сквозь слезы. Зажимаю себе рот, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, и оседаю в ее объятия.

– О святые праотцы, – хлопает Дио меня по спине. – Святые угодники.

Дио легко встряхивает меня, схватив за предплечья.

– Лика!

Я продолжаю всхлипывать в ее руках, заливая слезами ворот ее куртки.

– Не верю своим глазам! Смотри!