— Нет, ну совсем уж наглеть-то не надо! Хочешь, пойдем в гостиницу?

— Да, хочу. Только помоемся в душе и сразу оттуда уйдем. Хорошо?

— Как хочешь. А почему? — Данил снова улыбался, ожидая новый сюрприз.

— У вас там тараканы. Я уже видела! — она изобразила омерзение на лице.

— Ясно. Ты боишься тараканов.

— Нет, конечно, не боюсь. Я их просто ненавижу! — гневно сверкнула своими черными глазами любительница домашних животных.

— А там, где ты живешь, нет тараканов?

— Нет. Они чувствуют, гады, как я их ненавижу, и не заводятся. Не рискуют!

Данил уже не мог смеяться. Он просто посмотрел вверх и развел руками. Ну как можно в нее не влюбиться? Как она может надоесть? Когда они пришли в гостиницу и Эля закрылась в ванной, в комнату вошел Лагунов, а с ним Ира, та самая Анжелкина подруга с красным маникюром.

— Бо-ог ты мой, кого я вижу! — Лешка вытаращил глаза и расставил руки так, будто приготовился с Давыдовым обниматься. — Я уж и не надеялся. Ты уже женился, Даня?

— Еще нет.

Данил был очень рад его видеть. Он и сам соскучился. Лешка сел на кровать, взял гитару и усадил рядом с собой цветущую от радости Ирку.

— Любовь нечаянно нагрянет… — пробежал он по струнам. — Скажи, Дань?

— Скажу, — смеялся Данил, глядя на парочку, развалившуюся на кровати.

Из ванной вышла Эля.

— Хай! — улыбнулась она Лешке.

— Салют, Леннон!

— Как тебя зовут? — не поняла удивленная Ирка.

— Джонни, — скромно опустила Элина глаза.

Она села рядом с Данилом, и тот мгновенно ухватил ее за талию. Лешка исполнил несколько своих лучших романсов, не сводя глаз с Давыдова, явно на этой малолетке свихнувшегося. Лагунов и не думал, что Даня может так сильно попасть. Он без конца к ней клеился, что-то ей шептал и, судя по всему, уговаривал проследовать в его райский шалашик. В общем, он вел себя так, как будто она его только сегодня осчастливила. Но она сама словно просто терпела его, время от времени отодвигая его блаженно улыбающуюся рожу, и Лешка начал за Данила беспокоиться. Было похоже на то, что эта малолетка просто убивает с ним время. Хотя, конечно, пускай разбираются сами.

Лешка отложил гитару, показывая, что пора рассредоточиться. Данил встал, взяв Элю за руку, посмотрел на Иркин маникюр и сочувственно вздохнул. «Бедный Леха, — подумал он, — приготовь зеленку! Ну и ногти… Не то что наши подпиленные коготки!»

***

Эля проснулась, но ей не хотелось вставать: было слишком хорошо лежать так, с закинутыми на него ногами. Она чуть-чуть приоткрыла глаза. Данил уже не спал. Он просто лежал на спине, опустив густой забор своих темных ресниц, и сосредоточенно отдавался очень содержательному занятию: построению вигвама из пестренького покрывала, которым был укрыт до пояса. Он явно ждал ее пробуждения.

Ей не хотелось отрывать глаза от его лица. Такая гладкая загорелая кожа его лба, на который легла волна выгоревших волос… Четкие линии прямых разлетающихся бровей, немного облупившийся, чуть вздернутый нос и эти вызывающе яркие сомкнутые губы… Ей, наверное, многие завидуют. Он очень красивый. Слишком красивый для нее. И она не должна так долго на него смотреть. Данил пошевелился, и она быстро закрыла глаза. Но было уже поздно: он это заметил.

Он осторожно вытащил из подушки перо и, придав ему губами форму небольшого жгутика, стал, покручивая, запихивать его в ее маленькую ноздрю. Эля попыталась мотнуть головой, но он удобно захватил ее своей сильной рукой. Когда она наконец чихнула, он громко заржал и сдернул с нее простыню.

— Придурок! — быстро вскочила Эля с кровати. — Все! Больше вообще меня не трогай! Нашел себе!.. — она стала лихорадочно цеплять на себя первые попавшиеся под руку шмотки.

Давыдов понял, что сейчас ему уже ничего не светит и, вздохнув, тоже начал одеваться. Она быстро оттаяла, как следует позавтракав в столовой, и они решили прогуляться по берегу. Данил нарядил ее в свою фиолетовую футболку, которая была большой даже для него, и не дал надеть больше ничего, кроме ее черных плавок. Он не мог оторвать глаз от ее ног — этих тонких фигурных палочек, словно выточенных из красного дерева, до середины бедра закрытых легкой фиолетовой тканью. Они постоянно переступали, разгибаясь и пружиня в маленьких коленках или весело подскакивая во время ходьбы.

Эля была сегодня довольно спокойной, не придиралась к нему, а просто задавала свои вопросики. Дойдя до скалы, возле которой они встретились впервые, Давыдов расстелил на камнях полотенце и, усевшись, притянул Элю к себе.

— Данил, — сказала она как-то очень серьезно.

— Что, моя птичка? — поцеловал он ее в шею.

— А расскажи мне про своих родителей.

— Родители как родители, что о них рассказывать…

— Ты их любишь?