Ей плевать, а я хожу тут и успокоиться не могу. Слушаю, как плещется, и рвет надвое. Войти, выдернуть из ванны, прижать, посадить, нагнуть, пох как пристроить, лишь бы сразу засадить. И не сметь ни за что этого делать — человек я или животина похотливая, безмозглая? Мозги включи, Боев, хорош хером думать. Надо поскорее разобраться, чего эта напасть приперлась, и сразу нафиг-нафиг, попутного в ягодицы. Вот только как тут разберешься, если документов нет, имени она не говорит и явно не намерена колоться ни перед кем, кроме Шаповалова. А он на юга на двадцать дней ушуршал со своей Анькой.

Ствол попросить ребят пробить по базе? Запросить у них ориентировки, не ищут ли где по стране воровку с кучей ювелирки. Или просто кого-то с ее приметами. А с другой стороны, начну наводить справки, и не факт, что сам же на нее не выведу, если ее сильно серьезные людишки разыскивают. А если это именно эти… люди повинны в том, что девка в двадцать лет (если опять не сбрехала, а то, может, и под статью почти влетел) относилась с таким безразличием к тому, что могут делать с ее телом. Хоть что. Ей плевать. Она вроде как и не в своей плоти пребывала. Вот! Вот это и происходило, как только она мне отсасывать взялась. Ее, той самой, что получала удовольствие от еды, что дразнила меня — да-да, это она и делала — игрой в вопросы и уклонение от ответов, этой колючей, настороженной, но реально живой девчонки вдруг не стало в ее внешней оболочке. Один вдох — и ушла. Такому не учатся за раз. И за десять. Такому не учатся вообще, если с тобой не происходит разрушающего твою душу дерьма.

В ванной было уже подозрительно тихо, и я вошел, забив на церемонии. Буду пытать, пусть выкладывает все начистоту.

— Да ну еб же твою мать! — зарычал, выдергивая ее уже почти ушедшую под воду с головой из ванны. — Хожу тут, как долбоеб! Еще же в машине вырубалась.

Завернул ее кое-как, сонно бубнящую что-то невнятно, в пару полотенец, вывалив остальные из шкафа на пол, и понес в спальню. Волосы мокрые, у меня не Ташкент, не люблю жару. Уложил, укрыл, пошел опять в ванную, взял еще полотенце, вернулся и, как смог, обернул мокрые пряди.

— Пиздец ты гемор себе обеспечил, придурок, — прошептал, почесав затылок.

Подумал еще и поперся звонить в квартиру напротив, тете Маше, что уже года три убирала у меня, готовила и обстирывала меня, криворукого.

— Андрюша, случилось чего? — встревоженно встретила меня соседка.

Случилось. Камнев и раньше мне говорил, что я дурака кусок, вот видно и накаркал. Начал я в дурости самосовершенствоваться.

— Теть Маш, а у вас обогреватель какой-нибудь есть?

— Есть, — недоуменно похлопала она глазами. — А у тебя с отоплением что-то?

Нет, у меня тут гостья с юга, перемороженная слегка.

— Нормально все. Одолжите, а? Я завтра куплю.

Вернулся к себе с напольным тепловентилятором, сопровождаемый любопытным взглядом соседки.

Пристроил его на полу так, чтобы на незваную гостью дуло. Мой телефон затрещал в кармане промокших джинсов, и я ответил, выйдя из спальни. Само собой, меня потеряли. Народ веселится, а я тут бардак в ванной устраняю и посуду мою. Весело, чё уж там. И что еще дальше будет. Позвонить Камню и рассказать? Да ну, у него сейчас и так нервы на пределе. Сам справлюсь. Припрятав на всякий случай в сейф и ствол, и цацки, я уселся смотреть телек, но черта с два что там видел. Моя приблудная загадка засела в башке намертво. Хоть и рассматривать, пока вылавливал и заворачивал, времени особо не было, но грудь ее облапать глазами успел. Сама тонкая, изящная такая, до хрупкости, а сиськи-то у-ух какие. Полные, упругие, соски в рот сами просятся. Чтобы и облизать, и пососать, и на зубок попробовать.

Обстоятельно, долго, пока из бледно-розовых не станут почти пунцовыми, а сама ногами елозить не начнет от возбуждения.

Мой член опять заныл, намекая на то, что остался голодным-холодным сегодня, и я стиснул себя через ткань. И не подумал себе запрещать безобразие, когда фантазию понесло в сторону окончательной похабщины. Вытащил прибор и сплюнув на руку, принялся гонять, представляя, что это не моя ладонь, а скользкая от ее пота и моей смазки кожа между грудей моей загадки. И что она сдвигает их, создавая кайфовую тесноту. Глядя как тогда, только встав на колени, до того как стала обмороженной. Яйца тут же сжались, в голове замутилось, в позвоночник как кто шокером тыкать стал, гнуло всего.

И лобок у нее гладенький, губки нижние пухленькие, сомкнутые, прячут все сладкое надежно. Скользнуть по ним пальцами, раскрыть для себя. Растереть горячую влагу протекшей для нее головкой, смотреть не отрываясь, как буду проталкиваться в нее. По чуть-чуть, сначала только дразня узкий вход. Самую малость внутрь и полностью наружу, и еще…

Оргазмом по мозгам лупануло знатно. Аж язык прикусил, как дергало всего.