— Кать… — Я вскочил, подошел к ней и, обхватив ладонями щеки, заставил смотреть себе в лицо. Но теплее не стало. В ее глазищах печаль такая, что хоть вешайся. — Ну с чего ты взяла это?

Спроси лучше себя, с чего это для тебя так до хрена важно, Боев.

— А разве все не так? На меня смотрят другие мужчины, и тебя это злит. Я такое видела, знаю. И отношения ты мне сейчас предлагаешь поэтому. Не потому что я тебе нужна, а потому что и другим могу понадобиться.

Я открыл пасть возразить, но тут же ее и захлопнул. Врать нельзя. Нельзя. Не ей, той, кто действительно такую херню видит насквозь, натерпелась от подобного. Бедная ты моя девочка.

— По правде, не без этого. — Мне пришлось аж горло прочистить, а то что-то голос сломался, как придушило слегка чем. — Но эта моя жадность-ревность никак не отменяет того, что мне башню от тебя рвет, Катюш. Того, что трогать тебя охота постоянно. Что пялюсь на тебя и глаз отводить не хочу. Что тащусь от твоего голоса и трахать хочу одну тебя. Сейчас хочу. И надолго это, похоже. Я себя знаю. Так что по всему выходит — нужна ты мне, нужна именно ты.

Ух, ты, аж взмок я от речи такой. И ведь ни словом не спизднул, главное. Как нутро поет, так и выкладываю.

— Боев! — шмыгнув носом, Катька неожиданно обхватила мою шею, прижимаясь и утыкаясь носом свитер на плече.

— Что такое? — не понял я.

— Это так хорошо.

Фух, славатехосподи, поседеешь так раньше времени!

— Ну еще бы.

— Заткнись! — загадка моя покраснела, вскинув на меня свои невозможные светлые глазищи, что блестели сейчас сильнее обычного. А мне и не вздохнуть — ну красивая же, слов таких не знаю, чтоб описать. — Это хорошо, потому что я тоже тебя ревную. И тоже хочу трогать, целовать, слушать. И трахаться только с тобой. И сейчас и потом. Постоянно, долго.

— Ну тут уж насколько у меня здоровья хватит, малыш, — хохотнул я нервно. Что-то аж руки, которыми обнял ее в ответ, затряслись. — Давай-ка уже пошлем на хуй эту работу и поедем вкусняхи покупать? Пора готовиться к нашему первому совместному торжеству.

Катька отпустила меня и отстранилась, закусила губу, с тревогой уставившись мне в глаза.

— Ну что?!

— Разве так бывает? С утра мы только были случайными любовниками, а сейчас…

— Сейчас пара. Что такого-то? — ага, ничего, разве что у самого вся спина и жопа в нервном поту. Потяну ли? Не облажаюсь?

Куда, бля, денусь!

— Так быстро, — она рвано вздохнула и прижала ладонь к груди.

— Нормально, Катьк. Жизнь коротка, чего тормозить? Идем?

— Погоди. Всего секундочку, — попросила моя конфета и слезла со стола. — Мне тут кое-что надо.

Встала передо мной, обхватила снова за шею, приподнялась на цыпочки и посмотрела в глаза очень серьезно.

— Я только попробую, хорошо? — прошептала она у моих губ.

Меня тряхнуло, как от разряда. Мы ведь не целовались еще. Не в губы. Не по-настоящему. За последние годы я и отвык от этого. Не хотелось. Не надо оно было. Настолько, что с и Катькой ни разу и не попытался.

Обнял ее, не сжимая, не торопя, не двигаясь навстречу. Видно, что сейчас что-то очень важное происходит. Для нее. А выходит — и для меня. Мы же теперь пара как-никак.

Она коснулась моих губ, будто крадучись, на мгновение, тут же разорвав контакт, нервно сглотнула, шумно выдохнув. И сразу подалась вперед снова, скользнув своим языком по моему, с готовностью его встретившему. Сколько не целовался, думал и забыл как, но ни черта. И мигом земля из-под ног ломанулась, и в башке шум и пустота, сердце в горле долбит, в груди тесно, кожа как под током. Ничего и никого вокруг не видишь, нет ничего, только карамель моя сладко-соленая и ее губы-язык-дыханье-руки.

— Ох! — прерывисто выдохнула она, отстранившись, и только тогда я сообразил, что умудрился Катьку к стене притереть, и не то что целую — уже чуть заживо не проглатываю.

— Пиздец… вот это кайф, девочка моя, — прохрипел ошалело, мотнув головой, как мокрый пес.

Глаза не видят, мозги не варят, тело звенит от возбуждения, и оно, сука, какое-то… светлое. Не похоть мутная — другое совсем. Конец тебе, Андрюха. Однозначно конец. Довыебывался ты, дурило.

Андрей тряхнул головой, а я на пару секунд зажмурилась, успокаивая бешено скачущее сердце и молясь, чтобы открыв их, не заметила на его лице признаков, что это вмиг ухнувшее на мою голову счастье — мираж, жестокая шутка. Что он готов уже сдать назад, или это все несерьезно, сиюминутно, Боев вотпрямсчаз получил что хотел — обещание прав на эксклюзивное владение мною, и все на том. Ничего в себе и своем отношении он менять не собирается и не собирался.