— Да понимаю я. Поможем, мигом и бывшему козлу мозги вправим, и гопникам его.

— Так запросто? — удивилась я.

— Работа это наша, Катя. Пошли, подсобишь мне с ней. Мужики, договорим скоро, — кивнул он сидевшим в приемной. — Я суть проблемы вашей понял.

Ну вот, не такая уж я и бесполезная, выходит. Конечно, невелика заслуга успокоить кого-то, но я была собой чуточку горда. Это все же не печенюхи перекладывать, это важно. Сомова работает. По-настоящему. Впервые.

* * *

— Нельзя это, папаша. — Полная санитарка средних лет потрошила пакет, принесенный Камневым на проходную роддома. — И это не примем. И это. Вот зачем яблоки красные принес?

— Моя жена зеленые не лю…

— Нельзя этого.

— Да вы ничего не даете передать! — не выдержав, рявкнул Ярослав. Выглядел он сейчас откровенно взбешенным, но женщине на важном казенном рубеже хоть бы что. Даже не дрогнула. Очевидно, ей к нервным и психующим папашам не привыкать.

— Не положено. Вон на стенке список чего можно, а чего нельзя!

— Моя жена это любит.

— Ничего, потерпит. Чай не голодают они у нас.

И с непрошибаемым лицом дама подхватила почти пустой пакет и захлопнула перед нами дверь.

— Нет, ты посмотри на эту… хорошую женщину, — прорычал Камнев.

— Ничего, скоро Роксана будет дома, — увещевала я его, пока мы обходили здание, чтобы оказаться перед окнами нужной палаты.

— Угу, — буркнул мрачный мужчина, чуточку расслабляясь.

— И тогда никто больше ничего не запретит.

— Угу. Спасибо, Катя.

Было бы за что. Но совсем успокоиться ему было сегодня не судьба. В проеме ярко освещенного окна на третьем этаже появилась Роксана. Я ее едва узнала. Бледная, осунувшаяся, но улыбка просто ослепляла. У меня аж слезы навернулись. Она послала воздушный поцелуй своему мужу, который огромный суровый мужчина, ни капли не стесняясь, как бы поймал в воздухе и прижал к своим губам, засияв, словно в нем не то что лампочка зажглась — целое солнце вспыхнуло. Только что был угрюмый громила, и поглядите, милаха какой, прямо-таки здоровенный плюшевый медведь. Вот это да! Помахала причина волшебной метаморфозы и мне, прижав ладонь к груди и четко выразительно, давая прочесть по губам, произнесла «спасибо». Потом велела знаком подождать, исчезла на минуту и снова появилась, держа в изгибе обоих локтей по малышу.

— А ну положи их! — заорал Камнев, мигом опять взбеленившись. Да уж, дома никто ничего не будет запрещать Роксане Камневой. Никто, кроме ее вспыхивающего, как порох, мужа. Эх… завидно же. По-хорошему. — Быстро! Тебе нельзя их таскать после операции! Рокс!

На его рев стали выглядывать из окон на всех этажах, а Яр топотал ногами и чуть в стену кулаками не лупил, исходясь гневом в беспокойстве, пока его жена не подчинилась. Да и потом полдороги, подвозя меня к Боеву, не мог угомониться. Бурчал под нос, что кое-кто у него допросится, ишь удумала, врач сказал не больше двух килограмм за раз, а там… и хмурился.

Проводил меня до дверей, велел запереться и даже проверил, подергав за ручку и только после этого ушел.

А я, сняв верхнюю одежду и разувшись, побрела обходить пустую квартиру. Опять потянуло разныться. Везде тут пахло моим саблезубым, но его самого не было. И мне от этого так тоскливо стало. Будто я очутилась одна на каком-нибудь полюсе недоступности, и вокруг на сотни километров ни души. По крайней мере той души и тела, что мне так хотелось ощутить рядом. Выпила пустого чаю, в рот ничего не лезло, и, стащив из спальни одеяло, улеглась перед телеком. Задремала незаметно для себя, бездумно пялясь в экран. И даже взвизгнула с перепугу, почувствовав чье-то прикосновение к своей лодыжке.

— Тш-ш-ш, Катюха, я это, — почему-то шепотом пробормотал Андрей, на которого я, офигев, лупала глазами в полумраке.

Наклонился, поцеловав коротко, но жадно, огладив холоднющими ладонями мои щеки. Отстранился и взялся быстро раздеваться.

— Ты же… пару дней же сказал, — чуть заикаясь от испуга и удивления, так же шепотом ответила ему, наблюдая, как он торопливо стягивает свитер сразу с рубашкой, а следом и штаны.

— Не рада? — ухмыльнулся, ныряя ко мне под одеяло, и узкий неразложенный диван заскрипел под нами. Уткнулся лицом в изгиб моей шеи, награждая своим желанным весом повсюду. У меня дыхание перехватило от его аромата и облегчения, что принесло первое же прикосновение. Без него как болело все, болело. Господи, пропала ты, Сомова. — Мм-м-м, пахнешь как. Мягенькая, тепленькая вся. А я вот скучал, несся домой на перекладных с тремя пересадками, а моя карамелька-то и не ждала-а-а, — ворчал он, потираясь колючей щекой и нюхая меня, ну чисто дикий голодный зверюга. Мой саблезубый мурлыкающий зверюга.