Одни стоп-кадры. Удар между лопаток. На щеку и плечи брызнуло горячим. Тяжесть сверху навалилась неподъемная. Не могу дышать. Исчезла. Передо мной рожа нового мучителя. Глаза бешеные, глубоко посаженные. Горят по-волчьи. Страшно. Зажал рот. Скрутил. Шипел в ухо что-то. Сначала не понимала ни слова. Потом. Вспышками. Свои. Свои. Валим. Валим? Мы? Я на его широченных плечах. Дико холодно. Везде, кроме тех мест, где мы соприкасались. Опять на земле. Бросил. Нет. Вернется. Обещал. Рванул мою одежду. Нет, только не снова! Не надо! Унял, содрал все. Я голая перед ним, но не стыдно. Плевать. Хотя глаза эти звериные шарят, будто куски от меня отхватывают уже. Одел в сухое. Душат слезы. Это так похоже на… счастье? Извращенное, неправильное, но счастье, что не бросил. Не тронул. Спас. Не радость, нет. Радость — это что-то сейчас из другого пространства. Здесь ее быть не может. Именно темное счастье. Такое же темное, как подобие удовлетворения от противно стягивающей мою кожу высыхающей крови мучителя.

Мой нежданный спаситель зол — бандюки добрались до его машины. Он собирался опять уйти. Я запаниковала и стала цепляться за него. Он шепотом прикрикнул на меня, пообещал вернуться. И я поверила. Сразу. Говорил что-то про дорогу. Едва уловила. Велел ждать. Это запомнила твердо. Села у дерева, делала как он велел. Напрягала все мышцы, даже зубы сжимала, считала до десяти. Расслаблялась. Не понимала зачем, но делала. Он велел. Сначала ничего, кроме боли, не чувствовала. Наверное, это нужно, чтобы и правда не отключиться.

Со стороны пожарища послышались крики. Сердце замолотило. Выстрелы. Мозг прострелило импульсом бежать отсюда сломя голову, но нет. Напрячь все мышцы, считать до десяти, расслабиться. По нервам — страх ледяными искрами, но при этом по всему телу — подобие тепла. Оно уже не так скованно. Снова выстрел. Крик. Жуткий очень. Хрип. Тихо. И внезапно — бабах! Вспышка осветила лес, доконав меня, и, подорвавшись с места, я рванула. Попыталась. Жесткий захват поперек талии. Земля исчезла. Мои ноги замолотили в воздухе. Забилась в бесполезном усилии вырваться, вопя во все горло.

— Тихо! — рыкнул знакомый хриплый голос у самого уха, и во мне как тумблер сработал. Повисла тряпкой в его захвате. — Я тебе сказал сидеть. Куда собралась?

Он не спрашивал даже. Перехватил мое безвольное тело поудобнее, разворачивая к себе, и опять понес. А я уткнулась лицом в его голую грудь. Сильно так, что даже в носу хрустнуло, и обхватила руками. Сжимала их, сжимала. Будто судорогой свело.

Неожиданно мой спаситель остановился и стал меня от себя отцеплять. Нет, только не еще раз! Я не могу больше без него остаться! Борясь с ним, цеплялась еще сильнее. Вжималась губами в его кожу где попало. Не целовала. Прилипала, удерживая контакт еще и так.

— Да что же ты творишь-то! — рыкнул он, опуская меня на что-то и наваливаясь сверху. Давая шанс теперь еще и обвить его ногами. Огромного, твердого, нужного до истерики.

В абсолютно пустой башне грохотало набатом одно: «Я ебнутый извращенец, пиздец-пиздец-пиздец!» Грохотало громко, отчетливо, никакой, блядь, двусмысленности.

Но это никак не помогало. Оно гремело где-то там, рядом с нормальностью, куда мне сейчас была только одна дорога — через содрогающееся от моих бешеных толчков женское тело подо мной. А чтобы добраться туда, нужно кончить. Край нужно. Дышать не нужно, а кончить — да. Поперло внезапно, еще когда схватил ее, ломанувшуюся в панике от взрыва, и прижал к себе. И тут же как разрядом ебнуло от яиц и до мозгов, прошило так, что аж мотнуло, как вдатого, — с места и в говнище, как от выстрела в черепушку.

На адреналине всякая херня с людьми происходит, знаю, помню — чего только не повидал в Чечне, но справиться с собой это ни хера не помогало. У меня встал от тисканья женщины, чьего имени даже не знаю. Паникующей, трясущейся совсем не от возбуждения. От страха. Не передо мной. Но это разве что-то меняет? Да только похуй. Я только что захерачил двух ушлепков: одного залпом с обоих стволов в грудь, второго удушил, повалив мордой в снег. Думал, больше такого никогда… Да срать на это сейчас! Мы посреди долбаного леса, на морозе. Машина полыхает. Черт знает, как выбираться из всего. Она избита, напугана, может, даже прошла через насилие… да только этому гаду внизу плевать. Тварь такая! Сколько времени головы не подымал, разве что спросонья, а теперь… И дело ведь не только в нем. Не только.

У меня аж челюсти свело от похоти. Лютой. Вгрызшейся в меня с той же свирепостью, с которой я только что убивал. Такое насмерть. Непобедимо. А все из-за нее. Девчонки этой. Впаивалась в меня вся, будто оторви — и смерть ей. Но надо бороться. Надо.