Я моргнула, увидев перед собой действительно две опустевшие баночки, и поразилась, когда только и успела, но тут же стало не до того. Широкая горячая ладонь накрыла низ моего живота, пальцы Коли безошибочно нашли чувствительную точку, и я задохнулась, теряя способность к связному мышлению. Только и могла, что гнуться и бесстыдно тереться, погружаясь в даримые им ощущения. Мой мужчина дышал уже рвано, и прикосновения из ласковых и дразнящих стали требовательными. Он требовал от меня удовольствия для меня же и делал это без какой-либо деликатности. Сжимал грудь до боли, так, что когда отпускал, она пульсировала, а я выгибалась, прося еще новой сладкой боли. Целовал шею, присасываясь, пуская в ход зубы, жаля краткими укусами — инъекциями чистого кайфа — одновременно вторгаясь пальцами там, внизу, и ритмично давя основанием ладони на ту самую шокирующе чувствительную точку. И от каждого движения меня опять мотало и пронзало обжигающими импульсами от макушки до поджавшихся пальцев на ногах.

— Близко, Сашк… — Коля не спрашивал, он утверждал. — Как жмешь там… ебнуться можно… привстань… я быстро…

И он сам приподнял меня, ничего толком не соображающую, заставив на секунду опереться грудью о столешницу. В следующую я ощутила горячущую широкую головку его члена, раз мазнувшую по моим мокрым складкам. И закричала, насаженная на его ствол махом, до основания.

— Хорошо? Хорошо все? — пробормотал Коля, поворачивая к себе мое лицо.

Кажется, я кивнула, но не уверена. Внутри все сводило в предоргазменных тянущих судорогах, перед глазами — дикая пляска микровспышек.

— Кончу… сука-а-а-а… прямо так… — процедил сквозь зубы Коля, будто превозмогая мучение. — Са-а-а-а-ашк…

Он стиснул мои бедра и, как невесомую, стал жестко насаживать на себя. И так всегда заполняющий на грани запредельности, сейчас он ощущался безумно интенсивно. Он врывался, а я просто не могла не кричать от каждого проникновения. Меня взорвало буквально на третьем толчке. Хрипела, потому что воздуха на финальный крик уже в легких не нашлось. Николай наклонил меня вперед и дошел до своего наслаждения в несколько мощных ударов. Вернул в прежнее положение, давая опору мне, бескостной сейчас, на своей потной груди. Повернул к себе мое лицо, коснулся губами губ удивительно нежно.

— Как мы круто прям успели, — фыркнул сквозь рваное еще дыхание, и только тогда в мое сознание проник звук дверного звонка. — Капать тебя пришли. Я договаривался, чтобы к девяти.

Поднявшись со мной, еще еле стоящей на ногах, Николай отправил меня в ванную и пошел открывать.

Пришел тот самый медбрат, что ставил мне капельницу в клинике. Попытался завести разговор, сказав, что сегодня я выгляжу куда лучше, но под неприветливым взглядом моего волка мигом посерьезнел. Николай сидел рядом все время, пока меня не стало клонить в сон от препаратов. Быстро спровадил медработника, тщательно подоткнул одеяло, поцеловав еле держащую еще открытыми глаза.

— Дверь я запираю. Телефон тебе для связи оставляю тут на тумбочке, свой номер забил. Вдруг чего захочешь — звони. Или просто звони. Но только мне, поняла? — Я сонно угукнула. — Ничего не бойся, Сашка. Я недолго. Звонить-стучать если кто будет — к дверям даже не подходи, поняла? Единственный, кто знает, что ты у меня, — твой отец. Бояться нечего. Все, отдыхай.

— Отец… — пробормотала, заплетающимся языком. — Когда к нему…

— Пару дней потерпи, — погладил меня по волосам Коля, успокаивая. — Спи.

Я моргнула, и на этом все.

Едва я вышел из подъезда, как увидел Корнилова, что шел ко мне, фальшиво лыбясь во весь рот. Кулак так и чесался, просясь проредить его зубы белые. Неужто прям поселился бомжевать в машине поблизости?

— Доброе утро, Шаповалов. Как удачно я вас перехватил.

А зенки-то красные. Не выспался или бухает?

— Ничего доброго и удачного не наблюдаю, — огрызнулся я. Кривляться и делать вид, что рад ему, не собираюсь. — Чего надо?

— А я вчера разве не однозначно намекнул?

— Намеки — это бабская херня. Их не понимаю. — Я пошел к машине.

Я задержан? Нет. Приглашен официально на беседу? Ни хера. Ну и досвиданья.

— А вот мне вчера показалось, Шаповалов, что вы их не только прекрасно понимаете, но и сами замечательно делаете.

Я притормозил, разворачиваясь и прищуриваясь. И наталкиваясь на его цепкий, чуть не вскрывающий наживую взгляд, где за поверхностной насмешливостью мне почудилась сдерживаемая ярость. Как если бы там, за этой его выдержанной личиной, скрывался жестокий монстр, вроде моего. Тот самый, что прет наружу, только почуяв вблизи других чудовищ в облике человеческом.

— А мне вот показалось, Корнилов, что ты приперся ко мне за каким-то личным интересом, — решил в наглую пробить его я. — Что, родня Вознесенского наняла тебя за дорого найти его? Так ты не там нюхаешь. Ты бы его где на островах в теплых краях поискал. Он же, небось, наворовался на пару жизней вперед, вот и свалил от родины подальше, где за жопу могут прихватить. Осел теперь где-то, пузо греет и пинаколаду попивает.