— Ну кому, бля, неймется в такую рань, — раздраженно рыкнул Николай, когда настойчивые звонки и даже стук во входную дверь вырвали нас из посткоитальной дремы. — Лежи, Сашк, я сейчас всех…

Я потянулась, провожая его, натягивающего на ходу спортивные штаны, ласкающим взглядом. Но тут же вся окаменела, услышав громкие, с командными нотками голоса и грозный рев Коли:

— Да вы поохренели, что ли, предъявлять нам такое! На каком основании?!

Подхватившись с кровати, я второпях облачилась в Колину футболку и помчалась в прихожую. От толкущейся там целой толпы народу в форме у меня в глазах зарябило.

— Сашка! — грозно зыркнул на меня Коля и сразу задвинул себе за спину.

— Что случилось?

— Госпожа Орехова, и вы здесь! — осклабился мне тот самый следователь, что допрашивал и вчера. — Впрочем, ожидаемо. Одевайтесь, Александра Ивановна, вам и господину Шаповалову придется проехать с нами.

— Никуда она не едет, — отрезал Коля, тесня меня рукой назад в коридор. — Ни Александра, ни я совершенно не при чем!

— Шаповалов, ну вы же сами в системе, можно сказать. Понимаете же, что бесполезно препираться сейчас и мы вас задержим до выяснения в любом случае. Сопротивление только все усугубит.

— Да что произошло? — возмущенно спросила я. Что же покоя нам нет ни дня!

— Госпожа Орехова, вы и ваш… телохранитель и близкий друг, господин Шаповалов, задерживаетесь по подозрению в убийстве вашего супруга — Орехова Георгия Владленовича.

— Го… Гоша?

— Ничего. Не. Бойся. Слышишь, Сашка! — четко, словно мы были одни, произнес мне Коля через головы приехавшей за нами толпы. — Все будет хорошо.

— Да. Слышу, — кивнула я, вмиг уверовав. Будет. Он так сказал.

Нам даже одеться не позволили вместе. Отправили сначала в спальню меня. Господи, что же за бесконечная череда ужаса в моей жизни! За что? Я уже, похоже, тупею и черствею от этого. Потому как новость о смерти мужа шокировала, но не повергла в отчаяние, не причинила настоящей боли. Чувства потери не было. Друг друга мы, выходит, потеряли давно, а после поддельной смерти отца, Гошкина еще не воспринималась реальной. Гораздо реальнее были ее негативные последствия для нас с Колей.

Допрашивать нас повезли тоже на разных машинах. Николай посмотрел пристально, когда меня сажали в салон, кивнул спокойно, уверенно. Он не выглядел встревоженным, и это его монолитное спокойствие передалось и мне. Оно было как твердая почва под ногами в этом никак не желающем прекращаться хаосе вокруг.

— Вы не проживали вместе со своим супругом, госпожа Орехова? — перешел к сути следователь, как только закончил с формальностями, уже знакомыми мне по вчерашнему, с именем, фамилией, годом рождения и прочим.

— Нет.

Он прищурился, не сильно-то стремясь скрыть огонек осуждения в серых усталых глазах. Невысокий, средних лет, с залысинами. И неухоженный весь какой-то. Жена его бросила, что ли, и он транслирует личное на меня, или просто его чем-то раздражаю?

— Как давно?

— Уже… пять дней, — прикинула я в уме.

— Могу я узнать, в чем причина вашего раздельного проживания? — уставился тяжело, и ноздри заиграли.

— Это имеет какое-то отношение к…

— Мне решать. И да, несомненно, имеет, Александра Ивановна.

— Так получилось. — А что я еще могу сказать? Муж меня предал, отдал в лапы убийц, и их трупы, а не мой сейчас благодаря Николаю растаскивает по лесу зверье? — Люди живут в браке, потом расстаются. Такое сплошь и рядом.

— Позвольте не согласиться, Александра Ивановна. Далеко не каждое расставание бывших супругов приводит к убийству одного из них. Которое пытались замаскировать под суицид, кстати. Да и вы не выглядите слишком уж удрученной смертью вашего супруга. И это всего-то после пяти дней раздельного проживания, как вы утверждаете.

Всего-то пяти дней? Ну да, для всех, может, и так. Для меня же за это время закончилась одна жизнь и началась новая.

— Послушайте, э-э-э…

— Ремарчук Сергей Петрович, я вам представлялся уже, Александра Ивановна. Дважды. — И столько откровенной язвительности в тоне. Что я сделала лично тебе? Имени не запомнила, и ты решил, что я заносчивая богатая стерва, способная на любую гадость?

— Сергей Петрович, вы пытаетесь меня обвинить в чем-то? Или же ваша цель вынудить меня испытывать чувство стыда?

— Моя задача — выяснить, были ли причины, способные привести к такому фатальному исходу. Муки совести — для каждого дело сугубо персональное.

Фатальному исходу? Смотря что им считать. То, что муж приговорил меня к смерти непонятно за что. Или к тому, что я могла бы ему ответить тем же.

— Нет, причин для такого у нас не было. И мучиться укорами совести у меня их тоже нет.

И это чистая правда. Я не вижу за собой хоть тени вины, за что Гошка мог бы поступить со мной так, и знаю, что и не помышляла о смерти для него. Как бы меня саму ни ранил его поступок.