— Ка… — я потерла и прочистила саднящее горло: — Как ты намерен сбежать отсюда, если убьешь меня? Ты же понимаешь, что это невоз…

— А зачем мне бежать? — сдернув с лица маску, встал он надо мной и ухмыльнулся. — Я столько времени надеялся здесь оказаться. Можно сказать, мечта всей жизни. Зачем же теперь уходить. Уж не раньше, чем увижу рожу папаши нашего, когда он поймет, что доченька его, официально единственная, принцесса и наследница всего сдохла. И остался Стальной король у разбитого корыта.

— И что ты выгадаешь от моей смерти?

— Я тебе не Мариэлла с загребущими ручонками. Моя выгода другая. Хочу, чтобы он подыхал и знал, что ничего после него в этом мире не остается, кроме меня. Сына, что ему не нужен был.

— Если ты так обижен на него, то причем здесь я?

Ясное дело, что вопрос дурацкий, но хоть какой-то диалог — это немного времени.

— Да ты вообще никто, ясно? Плевал я на тебя, сучка! — Он голоса не повышал, цедил слова сквозь зубы, но меня чуть не качало на месте от волн исходящей от него ненависти. Папа-папа, вот как так? Как ты умудрился настолько глубоко его обидеть. У него же глаза твои! Вот почему я сразу ощутила нечто странное. Господи, тут и никаких экспертиз не нужно! — Это Ольшанский на тебя не надышится, ну вот я ему тобой-то воздух и перекрою.

— А в чем смысл? — Я боялась потерять с ним зрительный контакт даже на мгновение, чтобы поискать глазами что-нибудь для обороны. — Думаешь, если отец не любил и не признавал тебя до этого, то после моего убийства станет?

— Я, по-твоему, дебил? Не-е-ет! Прошло время, когда я его внимания да любви выискивал, чуть не клянчил. Теперь он меня до последнего вздоха ненавидеть станет. Ну раз ничего другого дать не захотел.

— Ты мог бы прийти ко мне, а не к нему! Мог рассказать, что мой брат. Я бы…

— Что? Возлюбила меня внезапно? Как родного приняла? Ты дура совсем? На кой хуй ты мне сдалась? Добренькая сестричка, что со своей мамашей отобрала и у меня, и у матери моей жизнь достойную. Дружить бы мне предложила?

— Я была бы рада брату. — И тут я не лгала. О брате я действительно мечтала и в детстве, и будучи подростком.

— Я была бы рада, — передразнил меня он и цинично фыркнул: — Ага, до того момента, как наследство делить бы начали, да? Ладно, пообщались по-родственному и хорош. Как помирать будем, сестренка?

— Никак. Я только жить нормально начала. — Схватив подушку с дивана, кинула ему в лицо, срываясь одновременно с места, выставив вперед руки.

Конечно, он был намного крупнее и тяжелее, и уронить его не удалось, но от попытки поймать меня ускользнуть вышло. Заорав что есть сил, я рванулась в сторону, ведь путь к двери был закрыт нападающим. Павел настиг почти сразу, ударом в спину отправив ничком на столешницу. Я врезалась в край стола животом, лицо защитила ладонями инстинктивно, но язык все же прикусила и на несколько мгновений ослепла и не могла ни дышать, ни кричать от боли. Навалившись сзади, гад наложил теперь пальцы обеих рук на мое горло, душа уже всерьез. Слепо нашарив что-то на столе, кажется, сахарницу или заварник, я наугад ударила назад. Глухой звук, звон разбивающейся посуды, матерное рычание, тяжесть и удушающий захват пропали.

Оттолкнувшись руками от стола, я не удержалась на подогнувшихся ногах и грохнулась на пол на бок, увидев сквозь мельтешение черных пятен, как Павел опять ринулся ко мне с залитым кровью лицом. Истерически принялась шарить руками, хрипя в попытке орать, и отталкивалась пятками, отползая. С грохотом распахнулась дверь, брызнули стекла в ней. За спиной Павла появился мой Коля. Подлец заревел, уже почти падая на меня, но мой мужчина был быстрее. Они рухнули на пол буквально в нескольких сантиметрах от меня, чуть не задавив. Николай очутился на спине Павла, заломил тому руку за спину и захватил волосы на макушке. С тошнотворным хрустом вмазал его лицом в пол раз. И еще.

— Ушла! — рявкнул Коля мне, и я мгновенно послушалась, дернувшись встать, но ноги все еще не держали.

Чьи-то руки подхватили и поволокли прочь.

— Капитан, капитан, улыбните-е-е-есь! — резануло откровенно фальшивое по ушам, и я приоткрыл один глаз, натыкаясь в зеркале заднего вида на убивающе-умоляющий взгляд Корнилова. И мотнул башкой, снова закрывая глаза и погружаясь в предвкушение. Мы ехали уже часов десять, и оставалось всего ничего до того момента, когда я доберусь до моей Сашки. У меня уже и все мышцы подрагивали, и нервы, кажется, звенеть начали в предвкушении. Так что моральные страдашки капитана от терроризма мелкой провокаторши были глубоко побоку. Я от нее свое потерпел.

— Капитан-капитан подтяни-и-и-и-итесь! — взвыла мелкая гадость, явно нарочно наваливаясь грудью на плечо Корнилова, и у того дернулась щека.

— Да заткнись ты, чучело рыжее! — прикрикнула на возмутительницу спокойствия Маринка.