По мере практики начинает сказываться плодотворное влияние добровольного уединения. Оно действует как жизненно необходимая дыхательная система, как естественный циклический ритм: знание прибывает, мы вносим мелкие уточнения и убираем все ненужное. В уединении не только сила, но и практичность, ведь одиночество находится на нижнем уровне пищевой цепи: оно кое-чего требует в смысле намерения и систематической работы, зато доступно в любое время и в любом месте. Практикуя его, вы со временем обнаружите, что придумываете для души свои вопросы. Иногда вопрос может быть всего один. Бывает, что у вас вообще нет вопросов и вы просто хотите отдохнуть на камне рядом с душой, дыша с ней одним воздухом.

Врожденная экология женщины

В сказке говорится, что многие пытаются охотиться на душу, чтобы поймать и убить ее, но ни одному охотнику это не удается. Это еще один сказочный намек на неуязвимость дикой души. Даже если наша работа, любовь, отдых или игра не согласуются с циклом, это не убивает Дикую Женщину, а только изматывает нас самих. Отрадно то, что можно внести необходимые поправки и снова вернуться к собственным природным циклам. Ведь именно любя и охраняя свои природные времена года, мы не даем навязать своей жизни чужой ритм, чужой танец, чужой голод. Именно отводя четкие циклы для секса, творчества, отдыха, игры и работы, мы заново учимся понимать и различать свои дикие чувства и периоды.

Мы знаем, что нельзя жить чужой жизнью. Мы знаем, что бывает пора, когда нужно на время оставить дела людей, народа, мира. Теперь мы знаем, что похожи на земноводных: мы можем жить на суше, но не постоянно – нам необходимо время от времени возвращаться в воду, домой. Чересчур цивилизованные и деспотические общества пытаются помешать женщинам возвращаться домой. Слишком часто женщину отпугивают от воды, пока она не истает как свеча.

Но когда прозвучит голос, призывающий вернуться домой надолго, какая-то ее часть всегда услышит: она ждала этого зова. Когда прозвучит этот призыв из дома, она послушается – тайно или не слишком таясь она готовится пойти на зов. Она сама и все союзники ее сокровенной души восстановят способность возвращаться. Этот процесс обретения способности касается не просто той или иной женщины – он касается всех нас. Каждая из нас опутана земными обязательствами. И все же Старик зовет всех нас в море. Все должны возвращаться.

Ни один из этих способов возврата домой не зависит от материального и социального положения, образования или физической подвижности. Даже если мы способны увидеть одну-единственную травинку, даже если весь наш горизонт – куцый клок неба, даже если все наше достояние – тощий сорняк, пробившийся сквозь трещину в тротуаре, мы можем увидеть все свои циклы в природе и благодаря ей. Все мы можем уплыть в море. Все мы можем общаться с морем с утеса. Все женщины должны иметь эту связь: многодетные матери, влюбленные женщины, одинокие женщины, деловые женщины, хандрящие женщины, светские женщины, женщины-экстраверты и женщины-интроверты, женщины с патологическим чувством долга.

Юнг говорил: "Было бы куда лучше просто признаться в своей духовной нищете… Когда дух тяжелеет, он превращается в воду… Поэтому путь души… ведет к воде" [22]. Возвращение домой и беседы с тюленихой, когда мы стоим на коленях на морском утесе, – это действия, которым присуща исконная и целостная экология, ибо они являют собой возвращение в воду, встречу с диким другом, с тем, кто больше, чем кто бы то ни было, любит нас неослабно, беззаветно и с глубочайшим терпением. Нужно только глядеть в эти глаза души, "дикие, мудрые и любящие", и учиться у них.

Творчество обладает волшебной изменчивостью: сейчас у него один облик, через миг – другой. Оно как ослепительное видение, которое является всем, но которое трудно описать: все расходятся в представлениях о том, что же они увидели в этой сверкающей вспышке. Разве умение водить кистью по холсту или осыпавшаяся краска и обои не служат свидетельствами его существования? А перо и бумага, а цветочные бордюры у садовой дорожки, а здание университета? Ну конечно же! А искусство безупречно выгладить воротничок, разжечь революцию? Тоже! С любовью дотронуться до листьев растения, провернуть крупную сделку, сесть за ткацкий станок, обрести свой голос, крепко любить кого-то? Да! Поймать в ладони горячее тельце новорожденного, дорастить ребенка до зрелых лет, помочь народу подняться с колен? Да! Лелеять свой брак, как сад, добывать душевное золото, подыскать меткое словцо, сшить голубую занавеску? Все это моменты творческой жизни. Все это идет от Дикой Женщины, от Rio Abajo Rio, реки под рекой, которая беспрестанно протекает через нашу жизнь.

Одни говорят, что творческая жизнь заключается в идеях, другие – в свершениях. Но похоже, что в большинстве случаев она заключается в самом бытии. Ведь творчество – не виртуозность, хотя сама по себе виртуозность тоже прекрасна. Творчество – это любовь, столь огромная любовь к чему-то или кому-то – к человеку, образу, идее, земле или человечеству, – что, когда она нас переполняет, остается только одно – творить. И дело тут не в желании, не в единичном волевом акте – у нас просто нет другого выхода.