– Какой еще конец? Я рассказал все до конца, – буркнул Старый Индеец.

– Ты забыл рассказать ей настоящий конец этой истории, старая ты канистра!

– Рассказывай сама, если так хорошо помнишь. Зазвонил колокольчик, и он поднялся со скрипучего стула. Ивушка посмотрела на меня в упор, и глаза ее сверкнули.

– В конце истории вся мораль.

Тут ею овладела Баубо: она захихикала, потом захохотала и, наконец, разразилась утробным гоготом, причем гоготала так долго, до слез, что пару минут не могла выговорить две фразы: каждое слово она повторяла два-три раза, перемежая их взрывами смеха.

– А мораль в том, что с тех самых пор член у койота Дика так зудит от крапивы, что он места себе не находит. Вот почему мужики вечно липнут к женщинам, норовят о них потереться, а в глазах у них написано: "У меня зуд в одном месте!" Понимаешь, их общий член зудит с тех пор, как в первый раз удрал!

Не знаю, что в ее словах меня так проняло, но мы обе сидели на кухне, взвизгивая и колотя руками по столу, пока совершенно не обессилели. Впоследствии я поняла, что испытанное тогда мною состояние можно сравнить с тем, какое бывает, когда съешь большой кусок крепкого хрена.

Думаю, как раз такие истории и рассказывала Баубо. В ее репертуар входит все то, что заставляет женщин смеяться именно так: безудержно, не заботясь о том, что видна вся глотка, что колышется живот и подпрыгивают груди. В чувственном смехе есть нечто такое, что отличает его от смеха по менее рискованным поводам. "Чувственный" смех пробирает душу до самой глубины, снимает напряжение, сотрясает кости и создает во всем теле приятнейшее ощущение. Это одно из диких наслаждений, хранящихся в душевном арсенале каждой женщины. В женской душе священная и чувственно-сексуальная жизнь соседствуют очень близко, ведь и ту, и другую пробуждает чувство удивления – не размышление, а переживание, – когда что-то трогает физические струны тела, что-то мимолетное или вечное: поцелуй, видение, утробный смех или что-то иное – изменяя нас, потрясая, вознося на небо, выпрямляя наши пути, приглашая нас на танец, вызывая свистом, позволяя ощутить истинное биение жизни.

В священном, непристойном, чувственном всегда таится дикий смех: короткий миг беззвучного хохота или мерзкого старческого хихиканья, хриплого гогота или дикого животного ржания, или трели, которая звучит как музыкальная гамма. Смех – скрытая сторона женской чувственности, в нем есть нечто телесное, стихийное, страстное, животворное, а потому возбуждающее. Это чувственность, которая, в отличие от полового возбуждения, не преследует никакой цели. Это чувственная радость, которая длится краткое мгновение, подлинно чувственная любовь, которая свободно летает, живет и умирает и снова живет, довольствуясь собственной энергией. Она священна, потому что необычайно целительна. Она чувственна, поскольку возбуждает тело и эмоции. Она сексуальна, потому что волнует и порождает волны наслаждения. Она не одномерна, ведь смех – это то, что мы делим с собой и многими другими. Это самая дикая женская чувственность.

Даю вам еще одну возможность познакомиться с женскими историями и грязными богинями. С этой историей я познакомилась в детстве. Удивительно, но дети многое слышат, хотя их родители об этом и не подозревают.

Поездка в Руанду

Мне было около двенадцати, а происходило это на озере Биг-Бэсс в Мичигане. Приготовив завтрак и обед на сорок человек, все мои хорошенькие кругленькие родственницы, мама и тетушки, загорали, болтали и обменивались шутками, растянувшись в шезлонгах на солнце. Мужчины "ушли на рыбалку", то есть весело проводили время, рассказывая свои, мужские, истории и анекдоты и не стесняясь в выражениях. Я играла неподалеку от женщин.

Вдруг я услышала пронзительные вопли и в тревоге бросилась туда, где лежали женщины. Но они кричали не от боли. Они смеялись, и одна из моих тетушек, переводя дыхание между приступами смеха, снова и снова повторяла: "…прикрыли лица… они прикрыли лица!" И эта загадочная фраза снова вызывала у всех неудержимые приступы хохота.

Они еще долго стонали, взвизгивали, вскрикивали, охали. На коленях у одной из тетушек лежал журнал. Позже, когда женщины задремали на солнышке, я вытащила журнал из-под руки у спящей и, забравшись под шезлонг, стала жадно читать. Там был напечатан анекдот времен Второй мировой войны. В нем говорилось примерно следующее.

Генерал Эйзенхауэр собрался посетить свои войска в Руанде (это могло быть на Борнео, а генерал мог носить фамилию Мак-Артур – тогда для меня имена мало что значили). Губернатор пожелал, чтобы все туземные женщины выстроились вдоль грунтовой дороги и встречали Эйзенхауэра приветственными криками и взмахами рук, когда он будет проезжать мимо в джипе. Единственная неувязка была в том, что туземные женщины не носили никакой одежды, кроме бус да иногда еще пояска.