Эти различия подводят нас к общераспространенному образу таинственного Китая. Однако этот образ отнюдь не достоверен. Читая даже в переводах некоторые из многих сохранившихся китайских текстов, написанных более 2000 лет назад, мы переживаем то же глубокое волнение узнавания, какое испытываем под впечатлением культур Греции и Рима, волнение, которое возникает от соприкосновения только с немногими другими культурами, отделенными от нас таким промежутком времени. Мысли Конфуция и его современников (живших за столетие до Сократа) кажутся несравненно ближе нашим собственным, чем, скажем, мысли древних египтян. Китай оставался для нас загадочным только потому, что эта страна на протяжении большей части своей истории была недоступной, спрятанной за преградой далеких гор, и такое положение дел еще более усугубилось озадачивающим отказом Китая следовать тем основным векторам, по которым развивался Запад. Дорога в Занаду^[2] остается таинственной именно потому, что была длинной и трудной, а не потому, несмотря на опиумные сны Колриджа, что человек находит в конце пути нечто невероятное.

Изоляция Китая на протяжении многих веков правления императорских династий не была случайной. Полагая себя находящимися в центре мира, китайцам было свойственно соответствующее отсутствие интереса к сопредельным регионам. Люди извне впускались в страну только по специальному разрешению, в основном для того, чтобы заплатить дань или принести дары, при этом считалось естественным, что иностранцы должны страстно желать приобрести искусные китайские товары. Тем не менее китайцы считали свою страну вполне самодостаточной, и единственное, в чем они нуждались извне, были лошади и нефрит, которые ввозились из-за Великой стены. Не случайно Шелковый путь получил свое название потому, что шелк был основным товаром, вывозимым из Китая на Запад. Нет сравнимых по значимости упоминаний о том, что что-то везлось по тому же пути на Восток (в действительности этим путем и не перевозилось ничего заслуживающего внимания). В более близкие к нам времена торговцы отправляли морем в Европу еще один крайне востребованный товар — изысканные китайские фарфоровые вазы и блюда, пиалы и чайные чашки. Опять же не случайно, что в некоторых европейских языках эти вещи, вне зависимости от того, где их производят сейчас, получили название фарфора^[3].

Иностранным торговцам разрешалось делать закупки только под пристальным контролем, а сама торговля ограничивалась специальными территориями, такими как Кантон (сейчас Гуанчжоу). Продажа чего-либо китайцам была фактически невозможна. В XVIII веке европейские послы время от времени ухитрялись доходить до императорского двора с предложениями об установлении двусторонней торговли. Послов вежливо принимали и отправляли обратно вместе с щедрыми подарками, но домой они возвращались без каких-либо контрактов.

Англичане во времена самых позорных событий в имперской истории этой страны были первыми нашедшими товар, которым они могли торговать в Китае. Этим товаром был опиум, специально для этой цели выращиваемый в Индии. Вскоре все возрастающее число китайцев пристрастилось к этому наркотику. Когда китайцы попытались силой остановить эту ужасную торговлю, англичане вторглись на территорию страны. Победа в закончившейся в 1842 г. первой Опиумной войне принесла англичанам не только Гонконг и гарантированное продолжение торговли опиумом. Это событие также положило начало процессу насильственного открытия Китая европейскому проникновению.

Вскоре европейцы и американцы были хорошо осведомлены об этом новом интересном развитии событий. Менее чем через год после Опиумной войны в Филадельфии открылась китайская выставка, побившая все рекорды по посещаемости. Затем она выставлялась в лондонском Гайд-парке, где также собирались большие толпы народа. Вступительное слово в каталоге выставки подчеркивало, насколько беспрецедентным было это событие:

Еще ни разу в истории мира внимание цивилизованных наций не было столь пристально приковано к Китаю, его ранней истории и современной ситуации, как сейчас. Одного только факта, что китайская нация состоит из 360 миллионов человек, уже самого по себе достаточно, для того чтобы пробудить к ней глубочайший интерес.

То было время необычайного интереса к Китаю, поскольку, как было указано в том же каталоге, эта страна «закрылась от нас занавесом». «Внутренние особенности этой нации, мельчайшие характерные черты, фешенебельные будуары, литературные объединения и храмы этого многочисленного народа были сокрыты от глаз европейского и американского любопытства».

Европейское и американское любопытство не иссякало на протяжении целого века. После падения последней династии в 1912 г. в Китае начался хаос, продолжавшийся до Второй Мировой войны. Однако те, у кого были средства, могли свободно приезжать и наблюдать происходящее в стране. С приходом Мао Цзэдуна и коммунизма в 1949 г. снова опустился «занавес». На протяжении почти трех десятилетий никому из жителей Запада невозможно было попасть в Китай, разве что официальным представителям. Тем не менее в 1970-х гг. Китай постепенно вновь открывается для туристов.