Комментируя миролюбие и спокойным образ жизни китайцев (путешественников из Европы с их шумными ссорами и убеждением посредством силы постоянно поражало, что в Китае никто не носит оружия или даже не хранит его дома), он добавляет, что люди в этой стране проявляют величайшее дружелюбие к иностранцам, «приехавшим к ним в торговых целях» и даже приглашают к себе домой. Конечно, в последующие века, когда начался приступ ксенофобии, все изменилось, и, по-видимому, одной из причин этой перемены могло быть противодействие китайцев монголам и тем иностранцам, которые состояли у них на службе. Однако Марко был одним из первых таких иностранцев, и если его дела в Ханчжоу были преимущественно торговыми и большую часть времени, проведенного в Китае, Марко потратил по своему усмотрению, то ему повезло застать самые последние времена этой древней китайской традиции. Марко заметил, что в Ханчжоу люди сильно возмущались при виде ханских солдат, «так как им казалось, что с помощью этих солдат их лишили законных правителей. Также Марко с восхищением отмечал, как строго соблюдается в Китае комендантский час — даже свет в окне после установленного времени приводил к наказанию — считалось, что это было необходимой мерой предосторожности против восстаний. Так монголы приспосабливали к своим нуждам традиционные китайские запреты.

Днем Ханчжоу выглядел более непринужденно. Всего за десять лет до того, как Марко посетил этот город, он был столицей угасающей династии Южная Сун и все еще оставался торговым центром очень богатого района. Главная улица шириной в сорок ярдов пересекала город, и на некоторых ее участках располагались шумные рынки (они находились под строгим наблюдением стражей, однако и это также всегда было давней традицией). Марко, даже будучи венецианцем, был поражен богатством этого города. Он упоминает проезжающие по улицам города великолепные экипажи с шелковыми занавесками, в которых богатые люди со своими семьями или группой наложниц направлялись в один из парков; описывает плавающие по озеру расписные суда, в которых распивали вино и любовались на великолепные дома, храмы и сады, расположенные по берегам водоема, или рассматривали плывущих в других лодках; самого Марко сильно поразили два дворца, находящиеся на двух островах на озере, полностью обставленные прекрасной мебелью, с бельем и посудой, которые мог арендовать любой человек, желающий организовать угощение.

В сохранившихся в Ханчжоу рукописях, относящихся ко временам, непосредственно предшествовавшим падению династии Сун, содержатся практически полные описания всего того, что можно было бы приобрести в этом столь богатом городе (городе, в котором равное место с богатством занимала бедность, хотя об этом и не говорится ни в одном из описаний). Ежедневная однопроцентная прибыль являлась нормой для владельцев лавок и в результате их количество росло стремительными темпами, в то время как большинство предлагаемых товаров находилось за пределами материальных средств жителей. Однако те кто прибыл на рынок с определенной целью, знали что лучшая кожа носорогов — в лавке у Цяня, шли по дороге от канала к маленькому озеру Цинху, для покупки гребней из слоновой кости рекомендовали магазин Фэя, а на Угольном мосту можно было найти хороший выбор расписных вееров; за лучшими из головных уборов стоило сходить в восьмую лавку Капи на улице Старой монеты. Разнообразие харчевен было столь большим, что вполне сопоставимо с многообразием ресторанов в современных столицах. Отварная свинина была определенно хороша в харчевне «Вэй Большой нож» возле Кошачьего моста, так же как пироги с медовой начинкой в пятой лавке Чжоу. Тем не менее видимая простота этих фирменных блюд не была повсеместной, поскольку в описаниях так же упоминаются ароматные моллюски, приготовленные в рисовом вине, гусь с абрикосами и суп с красным перцем и мидиями6. Некоторые харчевни завоевали популярность тем, что ограничили себя узким кругом подаваемых блюд. Так, например, в одной из харчевен предлагались только блюда покрытые сахарной глазурью. Кулинарное мастерство — одна из наиболее прославленных и старых китайских традиций. Даже сейчас в лучшем пекинском ресторане предлагается только утка, однако ее готовят пятидесяти девятью способами.

Торговцы могли хорошо принимать Марко, возмущаясь только солдатами, но ученые и официальные лица, чье положение в обществе было узурпировано им и другими иностранцами, могли воспринимать его менее дружелюбно. Так, вскоре после падения своей империи они видели Ханчжоу в ином свете. Если Марко и видел огромный заброшенный дворец в конце главной улицы, то ни разу упомянул его в своих записях. Для китайского поэта, жившего в то же самое время, это здание было наиболее значимым:

Посещение бывшего императорского дворца в Ханчжоу Как древние руины растет высокая трава: ушли стража и привратники. Развалившиеся башни и осыпающиеся стены наполняют тоской мою душу. Под кровлей дворцовых залов летают ласточки туда-сюда, Кругом — тишина. Не слышно более щебетания птиц и крика попугаев7.

Эти строки написаны в первые два десятилетия после того как императоры покинули город, поэтому образы высокой травы и разрушающихся дворцов вполне могут быть и метафорами, но они хорошо передают позицию китайского ученого того времени. Многие отказались сотрудничать с завоевателями и скромно ушли с авансцены. Художники и поэты выражали свою неприязнь к завоевателям весьма утонченным образом. Изображения бамбука и цветов сливы, на протяжении долгого времени являвшихся излюбленным объектом для ученых-художников, стали как никогда популярными. Каждое растение рассматривалось как символ ученого, находящегося в затруднительном положении. Бамбуковые стволы перед штормом гнутся от ветра, но не ломаются, а сливовое дерево цветет в холодную погоду, подобно ученому в отставке, поддерживающему жизнь китайской культуры во время этой варварской зимы.