Значение механических часов оценил по достоинству некий иезуит, описавший события, произошедшие после смерти Риччи. Прожив девять лет Пекине и являясь выдающимся ученым, сведущим как в западной науке, так и в китайской классике, Риччи добился некоторого уважения и известности, поэтому после его смерти китайские друзья-чиновники посоветовали иезуитам обратиться к императору с просьбой выделить для захоронения почетное место, чтобы участок был достаточно большим для возведения церкви и обители для миссионеров. Это была смелая идея. В истории Китая еще не было ни одного прецедента, чтобы иностранец был удостоен такой чести. Но все же предварительные приготовления были сделаны, и миссионеры остались дома в тот день, когда письмо было передано ко двору на рассмотрение императору.

«Когда император получил петицию, Тот, кто держит в своих руках сердца царей, вне всякого сомнения, напомнил монарху о тех дарах, которые ему преподнесли иезуиты, тем более, что рядом с ним стояли часы, которые он никогда не выпускал из поля зрения»11.

Бог, вне всякого сомнения, сделал это напоминание поскольку ответ был положительным.

Основной вывод, который сделал Риччи, познакомившись с китайским мировоззрением, заключался в том, что. в конфуцианских ритуалах нет ничего нечестивого:

Образованные люди [чиновники] отрицают, что они являются сектой, и считают себя классом или обществом, созданным для лучшего управления и общего блага государства. Можно сказать, что учение этого образованного сообщества совсем не противоречит христианским принципам, а само сообщество может извлечь для себя большую пользу из христианства, развиться и усовершенствоваться с его помощью12.

Риччи было приятно найти у Конфуция высказывание, которое почти буквально повторяло Золотое правило святого Маттео: относись к другим так, как ты хотел бы, чтобы они относились к тебе. Ему также было приятно отметить, что принцип сыновней почтительности соответствует пятой заповеди. Однако главным его выводом относительно конфуцианства — который позже стал предметом спора о ритуалах и привел к концу деятельности иезуитов в Китае — было то, что в церемониях, посвященных Конфуцию или духам предков, не было ни элементов идолопоклонства, ни религиозных предрассудков. Это была просто дань почтения усопших. На этом основании Риччи даже испросил разрешения посетить церемонию в Храме Неба в Нанкине. Его описание этого события показывает, что он осознавал то, как тонок был лед, по которому он шел (курсив мой):

Высокопоставленные особы, имеющие отношение к литературе, отмечают торжественный день жертвоприношения в честь Конфуция, если слово «жертвоприношение» здесь уместно... За день, до этого действа они приглашают главу городи посетить репетицию оркестра. Отец Риччи был приглашен на репетицию и, поскольку для него не стоял вопрос о посещении самой церемонии жертвоприношения, он принял приглашение... Отца Маттео сопровождали дети чиновников городского управления. Священники, из которых состоял оркестр, были одеты в роскошные одеяния, как если бы они собирались присутствоватьна жертвоприношении»13.

Более тревожным был тот факт, что он заметил множество людей, которые, несомненно, пришли поклониться праху великих людей, мемориальные гробницы которых были расположены в центре города. Со свойственной ему проницательностью, Риччи пришел к выводу, что восприятие этого ритуала различается в зависимости от класса, к которому принадлежит тот или иной человек:

Люди, в общем, не делают различий между почтением памяти усопших и поклонением божествам, потому что именно к божествам они обращаются при проведении этих ритуалов. Для образованных классов — это церемонии, проводящиеся в знак признательности за полученные ими блага, однако, простые люди, вне всякого сомнения, смешивают эту практику с поклонением божествам14.

Мысль о том, что религия — это опиум для народа, была высказана еще философом Сюнь-цзы за две тысячи лет до этих событий. По поводу подобного обряда он говорил: «Для благородных мужей — это социальная практика, для людей низкого происхождения это поклонение духам»15.

Признав чистоту конфуцианских обрядов, миссионеры, тем не менее, буквально на каждом шагу наблюдали явные признаки идолопоклонничества. Буддийские и даосские храмы были переполнены изображениями гневных божеств и толпами приверженцев этих религий. Популярные в Китае верования были не менее многочисленными и многообразными, нежели в Индии. Так было всегда и так оставалось до недавнего времени. Даже священные тексты начала XX века для достижения успеха взывали к помощи шести сотен божеств: