Я распахиваю глаза и вижу… Ничего не вижу. Пламя ревет, закручивает песок полигона, обращая его в красивые стеклянные завитушки, которые тут же опадают в пепел.

Воздух горит, и мое сердце будет гореть вместе с ним за вас.

Вечно.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

Я помню, как в прошлой жизни в России проводили чемпионат мира по футболу. И в тот период матчи смотрели, как мне кажется, вообще все — от малявочек на горшках в ясельках детского сада до бессмертных бабулек у подъезда.

Вот с казнью Распутиных было примерно то же самое.

Государь-император проявил себя мужиком бескомпромиссным и пустил под нож весь род Распутиных. Их было на самом деле не так уж и много, но и не мало. Порядка дюжины человек разных возрастов обоих полов. Насколько я знал, несовершеннолетних детей в семье не имелось, а самым младшим вообще-то был Николай. Но Ермаков пояснил, что, если дети и были, их отправили в какие-нибудь деревеньки на усыновление местным крестьянам. Род Распутиных размешали в крови простолюдинов, чтобы никто и никогда больше не смог о нем вспомнить.

На моей здешней памяти тут это был первый прецедент, когда аристократы подверглись настолько жесткому наказанию. Их вывели на Лобное место, и оцепление с великим трудом сдерживало разгневанных поданных, наслушавшихся за последние дни в подробностях о злодеяниях всего рода. СМИ отрабатывали свой хлеб на славу, с завидной периодичностью вываливая новые и новые прегрешения княжеского рода на всеобщее обозрение. Непричастных среди Распутиных не нашлось, все они до последнего человека, так или иначе, оказались замазаны в различного рода темных делишках.

Прямо не семья, а настоящая клоака. Где один представитель фамилии хуже другого.

Дюжина человек в шикарных, богатых одеждах, со всеми необходимым украшениями, разодетая так, словно бы они пришли на официальный прием к Его Величеству, стояла и доживала последние минуты.

Флаг с их гербом вынесли опущенным к земле и сожгли под свист и улюлюканье толпы. Гражданская казнь — обязательная пафосная часть подобного мероприятия. Все аристократы должны знать, что никакой титул не защитит их от праведного гнева государя. А потому на глазах миллионов зрителей аристократический род переставал существовать.

В целом, сама процедура казни выглядела гуманной. Никаких расстрелов, повешений или сжиганий — лишь аккуратная смертельная инъекция в шею. Был род Распутиных — богатый, опасный, сильный. И нет его.

Абсолютная монархия в действии.

Как только последнее тело рухнуло на брусчатку, вся аудитория, из-под парты смотревшая трансляцию на телефонах, облегченно выдохнула и изволила вернуться к лекции. И, кажется, преподаватель оказался единственным человеком в огромном помещении, который тоже бы очень хотел посмотреть торжество правосудия, но не мог, так как ему приходилось читать материал.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

— Что-то тебя давно не было видно на Ходынке, — без предварительных благородных реверансов проговорил Нахимов, когда мы случайно встретились в коридорах университета, шагая из корпуса в корпус.

Я сначала даже не понял, о чем говорит парень. Ходынка? Что я там делал?

А когда понял, неопределенно повел плечами:

— Ну, знаешь, то одно… То другое…

— Сегодня закрывают сезон, — сообщил Нахимов, шагая рядом со мной едва ли не в ногу. — Поехали? На следующей неделе уже обещают настоящую зиму, все встанут на шипы, гонку станет уже не провести.

Я вздохнул. С одной стороны, свободного времени было… Да не было его ни хрена. С другой стороны, кружки по интересам — это в первую очередь связи. А связи в этом мире решают девяносто девять вопросов из ста.

— Ладно, — без особого восторга согласился я. — Закрытие сезона действительно нельзя пропускать.

— Отлично! — воодушевился Нахимов, после чего сменил тему: — Кстати, а где Иван? Вы же с ним соседи, а его что-то давненько не было видно.

— Понятия не имею, — честно соврал я. — Наверное, у него какие-нибудь дела рода, как у вас благородных принято.

— У него ничего не случилось? Может быть, нужна какая-то помощь? — нахмурился Кирилл.

В ответ я лишь пожал плечами:

— Полагаю, если бы это было так, он бы сказал, — произнес я.

— Недостаточно ты еще знаешь наше общество, Александр, — усмехнулся Нахимов. — Просить помощи — расписываться в собственной слабости. А вот если мы сами ему предложим — уже совершенно другой вопрос.

Я демонстративно закатил глаза.

— Ладно, увидимся вечером, — парень хлопнул меня по плечу и свернул в направлении своей аудитории.

Деловой центр «Аурум», Василиса Корсакова