И тут же будто попал в другой мир. Набережная с выстроившимися вдоль тротура роскошными автомобилями осталась позади, и запах бензина и моторного дыма тут же исчез, будто ограда каким-то образом задерживала и их, и даже звуки — в саду оказалось куда тише, чем снаружи. А может, дело было в ненавязчивой музыке: похоже, где-то за деревьями, неподалеку от парадного входа играл камерный оркестр.

— Доброго вечера, Владимир Петрович, — раздался за спиной знакомый голос.

Я обернулся и… нет, не то, чтобы обомлел или тут же принялся ловить отвалившуюся челюсть, но был весьма и весьма впечатлен. Вяземская вне всяких сомнений была эффектной женщиной, но раньше мне приходилось наблюдать ее или в форменном больничном халате, или в домашнем платье. Конечно, даже такая одежда не могла скрыть приятную глазу фигуру, но теперь…

Узкое черное платье с открытыми плечами на барышне покрупнее наверняка смотрелось бы вульгарно, но Вяземской определенно шло: плотная ткань обтягивала грудь, бедра и талию, как перчатка. Я вдруг поймал себя на мысли, что представлял ее сиятельство совершенно иначе, совсем худощавой, точеной — и даже подумать не мог, что у нее такая… такие…

— Доброго вечера. — Я изобразил учтивый поклон. — Благодарю за приглашение и…

— Не говорите ничего! — прошипела Вяземская, протягивая руку для поцелуя. — Делайте вид, что мы не знакомы, держитесь в стороне — за мной наверняка следят… Мы поговорим позже?

— Как пожелаете, ваше сиятельство. — Я снова согнулся и коснулся губами бархатной кожи. — Но когда?

— Пригласите меня на последний вальс — после того, как в восемь часов подадут шампанское. — Вяземская огляделась по сторонам и, сделав страшное лицо, шепотом закончила: — И прошу вас, будьте настойчивы, Владимир!

Вильнула, как… ну, допустим, как лиса хвостом — и исчезла. Не ушла, не удалилась и даже не удрала, а будто в одно мгновение провалилась сквозь землю. То ли в роду Вяземских имелись какие-то еще тайные умения, помимо целительства, то ли сама природа наделила ее сиятельство поистине сверхчеловеческой грацией и талантом растворяться в полумраке так, что даже мое зрение оказалось бессильно.

Так или иначе, теперь я чувствовал только запах — чуть будоражащий разум и кровь аромат молодой женщины, который не смогли полностью скрыть от меня даже духи. А сама Вяземская исчезла, оставив меня в гордом… Нет, до одиночества определенно было далеко, хоть сад перед дворцом наверняка без труда вместил бы хоть втрое больше людей. Часть приглашенной публики уже прошла дальше, к лестнице или даже в залы, но и здесь народу оказалось предостаточно, а кто-то наверняка и вовсе предпочитал большую часть бала провести на свежем воздухе. Подальше от музыки, блеска и строгости официальной части — и поближе к закускам и выпивке.

На мгновение у меня даже мелькнула мысль последовать мудрому примеру парочки хитроумных старцев, которые уединились в темном углу сада с бутербродами и бутылкой коньяка, но вряд ли Вяземская позвала меня на бал чревоугодничать и прохлаждаться. Не знаю, какие именно у нее были планы и для чего понадобились все эти шпионские игры — и все же даже своевольная и избалованная княжна вряд ли стала бы устраивать подобное из одного лишь развлечения.

Или все-таки из симпатии?.. Впрочем, какая разница? Раз уж я здесь, свою роль надо доигрывать до конца.

Так что я не торопясь прогулялся по саду, стащил у официанта с подноса бокал шампанского, потом разжился парой бутербродов на хрустящей французской булке и поднялся по лестнице к центральному входу. Здесь тоже дежурил швейцар, но на этот раз не потребовалось даже представляться — видимо, здоровяк в ливрее располагался у дверей исключительно для солидности.

Наверняка где-нибудь имелось что-то вроде расписания торжественной части, но я не стал искать — и так помнил, что последним танцем на каждом балу непременно был вальс, после которого публика расходилась по домам. До него оставались не все, от силы половина гостей, самые крепкие, молодые и активные. Да и те обычно успевали и как следует поесть, и изрядно набраться шампанским — а то и чем покрепче.

К вечеру их светлости, сиятельства и благородия наверняка перейдут в сонно-благостное состояние, и у них вряд ли останутся силы на любопытство… В самый раз для беседы, которую, судя по всему, следует провести в тайне даже от домашних и собственной прислуги.

В общем, мне предстояло провести пару часов, занимаясь… ничем. Так что я сразу наметил какой-никакой план: перекусить, завести пару знакомств, послушать, о чем беседует почтенная публика — и, конечно же, поглазеть на разодетых в пух и прах дам и кавалеров.