Впрочем, нашлись и те, кто мне сочувствовал: они то ли сами не так давно отведали пудовых кулаков, то ли имели с товарищем личные счеты… А может, просто оценили отвагу худощавого паренька, который не побоялся выйти против взрослого мужика — и пытались если не уравнять шансы, то хотя бы спасти чужака от увечий. Не успел я оглянуться, как пять или шесть человек уже успели оттереть Фурсова в сторону и наперебой рассказывать, как их товарищ хорош в драке — и какие у него могут быть слабые места.

Я почти не слушал — разберусь на ходу. Пусть здоровяк выше на голову и раза этак в два тяжелее — ломали и не таких. В конце концов, у меня тоже имеется в рукаве парочка тузов, и вряд ли хоть кто-то здесь найдет, чем их побить.

— Не мельтешите, судари. — Я улыбнулся и не торопясь продолжил расстегивать куртку. — Как-нибудь справлюсь.

— А ты уверен? — кисло поинтересовался Фурсов. — Крупный, зараза такая… И драться как будто обучен, если уж тут все по струнке ходят. Это тебе не Кудеяру ребра считать или каторжанам носы сворачивать. Поймает такой медведь, сдавит — считай, калека.

Я уже и сам… нет, не то, чтобы начал сомневаться, но сообразил, что недооценивать противника определенно не стоило. Шанс напороться на Владеющего или профессионального бойца в портовом кабаке был невелик, однако опасными для меня пока оставались не только они.

Рослые люди встречаются не так уж редко. И некоторым из них от природы достается еще и широкий костяк, который охотно обрастает мускулами даже без каких-то особых тренировок. А тяжелая работа и хотя бы немного борцовской или ударной техники вовсе способны превратить такого человека в знатного мордобойца.

Но есть и другие — те, кто такими рождаются. С младенчества наделенные запредельной нервной проводимостью и почти сверхчеловеческой скоростью реакции. С мышцами, которые чуть-чуть иначе крепятся к костям, уменьшая рычаг и позволяя самой обычной с виду конечности развивать чуть ли не тройное усилие.

Можно сказать, мутанты — почти как в цветастых американских комиксах или голливудских блокбастерах.

И усатый здоровяк, похоже, как раз и был из таких: стальные плечи, здоровенные ручищи и бычья шея. Толстенная, чуть ли не шире ушей — такая запросто выдержит даже апперкот в подбородок, который я пробью немногим слабее кузнечного молота. А если ко всему этому добавится еще и скорость… будет тяжело. Может, не плохо и не смертельно, но драка уж точно не окажется разминкой в гимнастическом зале.

Даже для меня.

А мой противник, казалось, и вовсе не хотел драться. Во время разговора он беспощадно давил авторитетом, габаритами и физической мощью, но теперь, когда я сам полез на рожон, вдруг нахмурился, притих и даже отступил на шаг — в общем, что называется, скис. Однако ничего похожего на опасение или страх в его взгляде не было — только сомнения и какая-то непонятная тревога, будто здоровяк и правда больше всего на свете сейчас опасался случайно меня покалечить.

А значит — вполне мог. Прихваченные из родного мира способности понемногу делали свою работу, и я уже стал куда крепче любого парня моего нынешнего возраста. Моих умений вполне хватало справиться и с взрослым мужиком, и даже с несколькими… И все-таки кое-что не под силу даже Таланту. Он добавит скорости, сделает кости крепче, накачает руки и тело сверхчеловеческой мощью и позволит за считанные часы залечить любую рану, которую я получу в бою… Ну, почти любую.

Но противник все равно вдвое крупнее, и это не изменить. На вид в нем было килограммов сто с гаком… или даже все сто тридцать. А я даже с подросшими за последние недели мускулами едва набирал семьдесят — так что поднять меня и швырнуть хребтиной об край стола или просто снести массой для такого бугая не составит особого труда. И пусть даже самая страшная травма не станет смертельной, здесь и сейчас сломанные ребра или размазанный кулаком по физиономии нос приведет к затяжному и глубокому нокауту.

А заодно и к весьма прискорбному поражению.

Впрочем, отступать нам обоим было уже некуда: я вызвался сам, а здоровяка отказ от боя привел бы к слишком уж ощутимым репутационным потерям.

— Ты, гимназист, или отчаянный, — проворчал он, разминая могучую шею, — или совсем ума лишился… Но смотри у меня. Поломаю — потом не плачь!

— Ты сначала поломай. — Я бросил куртку Фурсову и принялся закатывать рукава рубахи. — А там и поговорим.

Публика в кабаке не теряла времени зря: работяги уже вовсю суетились, с грохотом растаскивая в стороны мебель. Стол и стулья выстраивались вдоль стен, а какие-то и вовсе вытащили на улицу, чтобы оставить нам побольше места. Желающих поглазеть на драку нашлось немало: внутрь набилось уже человек пятьдесят, и зрители продолжали прибывать. Молодняк без особого стеснения забирался с ногами на столы и чуть ли не повисал на плечах старших товарищей, но круг в середине зала все равно понемногу сужался до откровенно пугающих размеров. Его пока еще вполне хватало для каких-никаких манеров.