И, не дожидаясь команды, снова попер вперед. Рана добавила ему злости, но сил, похоже, ничуть не лишила — наоборот, удары стали только увесистее и даже более размашистыми. Барон окончально плюнул на фехтование и начал просто колотить саблей. Сильно и неуклюже — так, что мне уже почти не приходилось парировать. Я вполне успевал отскочить в сторону или увести удар, подцепив чужой клинок острием своего, а иногда даже бил в ответ, оставляя на руках Грозина очередную отметину.

Обычного человека такое должно было свалить: рано или поздно потеря крови даже из небольших порезов непременно высосала бы силы даже из самого крепкого и упрямого бойца. Но барон, казалось, и вовсе не чувствовал ран, и уже скоро я заметил, что они закрываются чуть ли не сразу. Всякий раз на песке оставались всего несколько капель. Видимо, Талант не только наделал своего обладателя сверхчеловеческой силой, но и подлечивал прямо на ходу.

Плохо. Похоже, дед Федор не так уж и ошибался.

Конечно, у всего есть предел. Тело Грозина умело справляться с порезами не хуже моего. Может, даже лучше, но отрастить конечность или приставить обратно голову ему точно не под силу. И когда я поймаю паузу между атаками, выберу момент и ударю, поединок непременно закончится.

Но до этого момента еще предстояло дожить. Грозин изрядно уступал мне в умении, зато отлично пользовался собственными преимуществами: весом, мощью и длиной рук. Я достал его уже с с полдюжины раз, но даже сотня таких порезов вряд ли могла принести победу, а подобраться ближе пока никак не удавалось.

И тогда я сменил тактику: снова принялся парировать удары. Пальцы тут же тоскливо заныли, плечи налились свинцовой тяжестью, но зато теперь сердито сопящие и буквально пышущие жаром Грозинские телеса оказались совсем рядом. Барон разве что не напрыгивал сверху, будто пытаясь повалить меня и растоптать — раз уж не получается достать саблей.

Кровь из рассеченной брови залила ему один глаз, но второй сверкал уже не злобой, а концентрированный и чистой ненавистью. В ход шли самые грязные приемы — и уж точно не из числа дозволенных. В очередной раз врезав клинком, Грозин подцепил сапогом уже слегка подсохший песок и швырнул мне в лицо.

Я отпрянул, прикрылся плечом, зажмурился и демонстративно принялся тереть глаза рукавом. Видеть и правда стало куда сложнее… впрочем, мне вполне хватало и слуха. За спиной негромко каркнул Вяземский — сердито и даже возмущенно, но это уж точно не напоминало требование остановить бой. Грозин торжествующе расхохотался и двинулся вперед, чтобы закончить начатое.

Шаг. Второй. Третий — уже совсем рядом.

Пора!

Раз — моя сабля взметнулась и снизу вверх прочертила по груди барона алую полосу. Два — стальной змеей укусила в задранный локоть и тут же отпрянула. Три — развернулась и, блеснув на солнце, с хрустом вошла в грудь по середину клинка. Грозин удивленно зарычал, отступая, но не упал — так и остался стоять, понемногу опуская поднятую для удара руку.

Его секундант бросился вперед, крича что-то, хотя мне и так было уже нечем продолжать поединок. Я на всякий случай даже попятился… И не зря: вместо того, чтобы упасть и умереть, как подобает нормальному человеку, Грозин набычился и снова попер на меня. Сделал пару шагов, третий, остановился, ухватил свободной рукой торчавшую из груди саблю прямо за лезвие и с мрачным сопением потянул.

И только потом опустился на одно колено и завалился вбок, щедро поливая песок кровью из пробитого насквозь сердца.

— Кончено, — проговорил Вяземский. — Составим протокол, судари.

— Нет! Как вы можете? — Секундант Грозина сжал кулаки. — Немедленно помогите ему, князь… Вы же целитель!

— Может, и так, друг мой. Но я не господь бог.

— Он еще жив!

В самом деле — полностью списывать барона со счетов оказалось все-таки преждевременно: полежав примерно с полминуты без движения он заворочался, поскреб по песку ногами и даже попытался сесть. Для обычного человека такая рана была бы смертельной, но Грозин, к моему глубочайшему сожалению, умирать явно не спешил. Кровь уже почти остановилась, а через пару минут его благородие дотянулся до рукояти сабли и принялся помаленьку расшатывать клинок, скрипя сталью о ребра.

А Вяземский так и стоял столбом и бормотал что-то себе под нос, старательно изображая растерянность и бессилие. Будто до сих пор надеялся, что торчащий из груди клинок все-таки доведет дело до конца и отправит Грозина на тот свет. Я, конечно же, не имел ничего против подобного исхода, но мгновение шло за мгновением, и ситуация становилась все более неловкой.

Видимо, на сегодня мое везение все-таки закончилось.

— Помогите ему, ваше сиятельство, — вздохнул я, поднимая с песка куртку. — Похоже, протоколу придется подождать.

— Ну здравствуй, гимназист. Зачем пожаловал?