— Дурень! Петруша, хоть ты ему скажи, если мы притащим семью жида, кому какое будет дело, если у них из дома что-то пропадёт. У Бляхмана старшего корова дойная из колхозного стада и, если ты Коляшка её к себе уведёшь, никто не рыпнется.

Трусоватый Николай замер, — Что, вот прямо увести?

— Хоть прямо, хоть криво! — Агитирующий на грабёж, торжествующее указав пальцем в потолок, кивнул и добавил. — Нет! Не рыпнутся. К тому же, за них могут сами немцы заплатить.

Кошкин, как и остальные, уставился на односельчанина, не забывая пережёвывать квашеную капусту. — Терентий, так у тебя жена еврейка.

Вот это номер. Удобно устроившись на стожке сена, чуть не сверзился, услышав такое.

— А! Четыре года жили, а детей так и не нажили. Не жалко. — Выпив самогона, продолжил. — А вот если я сам её не приведу, то и меня с ней за бейцы ухватят.

— Петруша, что с Костей? Он согласился? — Переводя тему разговора, спросил четвёртый. — Я видел сегодня господина Ноймана, говорит оберст‐лейтенант уже в следующую пятницу приедет. Будут крахмальный завод запускать.

— Нет, отказал, говорит радикулит у него. Я с Гришей договорился.

— Вот паскудник! Так и не простил тебя за Сашку?

Пётр Игнатьевич фыркнул, разливая присутствующим. — Он не господь бог, чтобы прощать. Я, Даня, всё правильно тогда сделал, когда его брата в ГПУ сдавал.

— Никто не спорит. — Успокаивая занервничавшего Кошкина, Терентий заполнил возникшую паузу. — С органами шутить себе дороже, а Ковалевич знает, что это ты на его брата донос написал?

***

Проследив за этими гавриками из сельсовета, к своему удивлению понял, что не всё так плохо с народом. Двое за нас, двое ссученых, а пятый – неопределившийся крысёныш. Трусливый Николай прятал у себя в сарае раненого красноармейца. Пётр Игнатьевич, хоть и был крысой, а всё же деда Константина не заложил. Но Даниил меня удивил больше всех остальных. Сижу сейчас перед ним и отчитываюсь о проделанной работе. Судя по выражению лица руководителя местной подпольной ячейки, представляю какой у меня сейчас видок.

Всё удачно. Ход нашёл и подготовил.Теперь я настоящий подпольщик (шутка)

С подачи Даниила Титовича, проверил небольшой пакгауз под Толочином, куда, после двухдневной слежки, очень возжелал попасть. Длинное кирпичное здание, с плоской крышей из бетона. Окон нет, а ворота круглосуточно охраняются двумя солдатиками. Благодаря обходчику узнал об одной особенности этой постройки. Строители схитрили, не стали делать мощный фундамент с гидроизоляцией. Чтобы сохранить уровень пакгауза удобным для разгрузочных работ, под полом, вдоль всего здания, для отвода подземных ключей, был проложен кирпичный дренаж, через который я хотел проникнуть внутрь. Держа наготове подготовленный щит, весь день, потихоньку откапывал этот горизонтальный колодец, унося землю подальше. Пока отсутствовал, прикрывал яму щитом, замаскированным под куст. Самым трудным, оказалось проломить верх свода, приходилось ждать проходящих поездов. Кому-то могло показаться, что я сумасшедший, вытворять такое среди бела дня в оккупированном городе. Но, за последние недели, это было не самым безумным моим приключением. Я теперь, как ниндзя, меня не видно и не слышно, пока сам не захочу показаться. Наконец, отверстие было готово и я заглянул в прозондированные ранее внутренности. Всё, как и ожидалось. Стенки и пол сильно пропитанны влагой. Животности вроде крыс не наблюдается. Перекрестившись, спустился в яму, заложив за собой ход щитом. Предстояло проползти двадцать пять метров в узком, сыром канале. Достигнув нужного места и обмотав голову подготовленной тряпкой, принялся скоблить зубилом отсыревший раствор. Шаг за шагом освобождая первый кирпич. После, дело пошло легче, но жуткий холод и немеющие руки, затягивали процесс. Спина и задница хлюпали в сантиметровом слое склизкой воды. Час, пока я долбил выход на верх, показался мне вечностью. Последним препятствием были толстые шестигранные плитки. Сцепляясь друг с другом замками, эти чугунные соты являлись половым покрытием пакгауза. Хух! Готово! У двух плиток отломлены замки и я смог выпрямиться, по пояс показавшись внутри. Осматривать склад нужды не было, всё, что мне было нужно, высмотрел снаружи. Что либо брать тоже не стал. Передохнул, спустился обратно и, положив плитки на свои места, поспешил в село, до которого ещё четырнадцать километров топать.