А мне что, пускай сдыхает – похрену, но, с другой стороны, энкавэдэшники действительно могут переборщить, а старому хрычу много не надо, копыта откинет в любой момент. Подумал, сел на стул посередине комнаты и изложил своё виденье ситуации. — Вячеслав Андреевич, я, как вы наверное знаете, сирота, в отличие от вас, – это мне терять нечего. А вам, помните, как рассказывали Алевтине, ну, поварихе в школе, про сына живущего в Челябинске?

Ефанов дёрнулся, хотел пнуть меня по ноге, но не достал.

— Откуда я знаю? Так у меня слух-то ого-го какой. Так что, у сына семья-то большая, хотите для них судьбы врагов народа, или вам на них наплевать?

Ненавидящий всё и всех, взгляд Ефанова потух, он с силой долбанул седой башкой об пол. — Сволочь.

— Ты не сволочи меня, а начинай рассказывать, чистосердечное признание, знаешь ли, может смягчить наказание.

***

После того, как я показал Лаврентию Палычу на два замаскированных микрофона в его кабинете, о которых он ничего не знал, мы перешли в комнату отдыха. Здесь тоже была прослушка, но такая, которую нарком мог отключать по своему желанию.

— ... Этот Глазунов получил информацию от своего друга Ефанова, тот когда-то преподавал у него в Горном университете. У Петра Ильича получилось направить группу Сиверцева в Иваново, где, с помощью капитана Селиванова из особого отдела, была изготовлена поддельная шифровка от вашего имени. В этом городе у покойного Глазунова был свой человек, кстати, он до сих пор работает в химико-технологической лаборатории. Они собирались вывезти меня во Владимирскую область, где, как вы выразились, намеревались заниматься моим препарированием. Это коротко об их основных планах.

Узнав, что майор Глазунов под подозрением, Ефанов убил его и намеревался свалить это убийство на товарища Данилина, для чего, обманом выманил Аристарха Абросиевича из школы и заставлял написать признательное письмо.

Зачем они хотели подставить вас, я не знаю, думаю, что вы сможете в этом разобраться и без меня. Теперь о вашей просьбе, после беседы с Всеволодом Николаевичем, я могу отвественно заявить, что товарищ Меркулов ко всему этому не причастен.

Я закрыл блокнот и взял принесённую молчаливым секретарём большую чашку свежесваренного кофе. Охренительно, именно то, что мне было нужно после бессонной ночки проведённой в допросной. Покрутив затёкшей шеей, подождал пока секретарь не вернётся в приёмную. — Большинство из задержанных использовали втёмную, но Глазунов, Ефанов, Селиванов и Сазонов, были полностью в курсе происходящего, и знали, что действуют против вас. Все связи Петра Ильича в вашем ведомостве я пока не установил, для этого нужно переговорить со всеми его контактами за последний месяц, или даже больше.

Дослушав, Берия шарахнул кулаком по кожаному подлокотнику и грязно выругался, виртуозно перемешивая русский мат с грузинским.

— Лаврентий Павлович, у меня к вам просьба. — Сказал, переждав приступ ярости у наркома. — Не надо наказывать группу лейтенанта Сиверцева, они действовали по ситуации, согласно вашим приказам. И ещё, по поводу Алекса, считаю, что он может пригодиться в каких либо операциях. Я проверял его своими методами – он не предаст, в общем, ручаюсь за него.

***

После моей беседы с наркомом, капитан Фокин отвёз меня на один из объектов НКВД в район Охотного Ряда, где мне предстояло провести остаток декабря. — Товарищи должны проверить все твои показания. Это не продлится долго. — Пообещал Алексей на прощание.

Ага, недолго, как же. Вспомнились школьные сочинения на тему, как я проводил летние каникулы, правда, теперь, вместо улыбчивой Татьяны Григорьевны – моего учителя по русскому и литературе, меня третировали суровые следаки, пытавшиеся поймать на вранье. Приходили друг за другом и требовали описывать каждый день проведённый вне части: кого видел, что делал, с кем встречался и кто может подтвердить мои показания. И это всё им требовалось в письменном виде. У-у, сволочи. На третий день я не выдержал беспредела и вмазал обуянному приливом усердия придурку, который начал шить мне пятьдесят восьмую за попытку перехода на сторону врага и ещё одну статью за похищение оружия и боеприпасов из складов Красной армии. Сука, это же как надо было перекрутить факты, чтобы наш рейд на броневике к немецкому штабу стал преступлением, а всё из-за одного говнистого генерала, настрочившего жалобу в военный трибунал западного фронта. Конечно, нападение на следователя не осталось безнаказанным, самому неплохо досталось от охраны, плюсом, из уютной комнаты попал в камеру для буйных(были здесь такие апартаменты) и лишён пайки.

На вторые сутки голодного существования в одиночестве меня посетил капитан Фокин. — Доброе утро, Николай. С новым годом! — Заглянув в темноту камеры, поприветствовал Алексей весёлым и до отвращения бодрым голосом.

— Пафолфзопу! — Прогундосил из-за разбитых губ и забитого кровавыми сгустками носа. К ненависти на дебилоидов в рядах НКВД, добавилась обида из-за просранного праздника.