Ещё когда лежал с сотрясением мозга, полученным в застенках "кровавой гэбни", понял, что мой дар изменился в лучшую сторону, но, измерить расстояние до объекта и увидеть его – это разные вещи. Для точных замеров нужна была обширная прямая поверхность, а так как в городе было не до этого, и там мало прямых участков для тестирования моего виртуального дальномера, я обходился примерными значениями. Экспериментировать же, направляя внимание в небо, у меня не выходило — там не было предметов, на которых я мог бы сосредоточиться.

Четырнадцать с половиной километров – такой результат у нас вышел причём, как оказалось, он был плавающим, когда я стоял на месте, всё было нормально, но стоило мне пойти в сторону метки, как я терял её из виду, и только метров через триста находил вновь. Останавливаюсь – всё в порядке. Создавалось впечатление, что моя способность запаздывает за мной. Василий Гаврилович назвал эти расхождения несущественными и неиграющими большой роли, посоветовав смотреть только те орудия, которые превышали бы эти параметры, при этом, чем они будут больше, тем лучше.

Из показанных Грабиным образцов, мне больше всего понравилась 203-миллиметровая гаубица образца 1931 года, но когда мне сообщили с какой скоростью это чудовище передвигается, и какие ожидаются проблемы со снарядами, я передумал.

— Коля, не выдумывай. На таких дистанциях, да с твоей точностью, тебе и 152-миллиметровой будет за глаза. — Он показал на гаубицу, стоявшую на улице под чехлом. — Ей бы скорострельность добавить, и она стала бы для тебя самым лучшим вариантом.

По зениткам он сказал, что лучше той, из которой сбил над Москвой немца, я не найду. Меньше калибром — полно, а больше – вряд ли. Расставаясь, мы договорились, что я займусь стрельбами, а завтра подойду к нему ещё раз и он даст список того, что есть на складах из крупнокалибеного, с ленточным, или магазинным боепитанием.

***

По изрытому множеством сапогов снегу, тянулась длинная проплешина, ведущая к могучей 152-миллиметровой гаубице-пушке МЛ-20. По этой чёрной тропе, из мёрзлой, бугристой земли, брели заморенные тяжёлой работой, два молодых красноармейца, не переставая материться, они упорно продолжали волочить двухколёсную тележку, загруженную цилиндрами гильз, играющих под закатным солнцем мягким блеском начищенной латуни.

Вокруг орудия кипела бурная деятельность. Сновали подносчики, крутили штурвалы наводчики, что-то кричал заряжающий, а командир расчёта, младший лейтенант Пивников, получал от лейтенанта зенитчика, приехавшего вместе с пятёркой энкавэдэшников, указания для наведения. В свою очередь, залётный лейтенант, держа возле уха трубку полевого телефона, слушал невидимого ими корректировщика.

— Огонь!

После отмашки Пивникова грохочет выстрел. — Буд-ду-ум!

— Долго они ещё так?! — Прокричал майор Фокин лейтенанту Сиверцеву, надевшему танковый шлемофон, и потянул его на дорогу ведущую к арсеналу.

— Шалдин говорил, пока полностью не отработают взаимодействие!

— Он-то каким боком здесь нужен? — Спросил майор, когда они отошли от гаубицы, достаточно далеко для комфортного разговора.

Лейтенант посмотрел на Марка, занятого передачей данных для артиллеристов, увлечённо растреливающих мишени, установленных за десять с лишним километров отсюда. — Передаточное звено: он знает Колю, может перевести его подсказки на язык пушкарей, самый оптимальный вариант.

Отвернув лицо от пронизывающего ветра, Алексей посмотрел на чуть видневшийся краешек садившегося за горизонт светила, сплюнул и пошёл к машине, оставив лейтенанта за главного. — Поехали, проведаем этого барина. — Сказал Дружинину, сидевшему за рулём "Эмки". — Окопался там в тепле, а мы здесь должны мёрзнуть, неизвестно для чего.

***

Лёжа на мягкой кровати в гостевом домике, предназначенным для начсостава приёмных комиссий, через Шалдина, руководил действиями расчёта орудия. — ... да мне без разницы, какое у вас там расстояние выставлено, из-за бокового ветра и траектория поменялась, и дальность уменьшилась. Поднимай давай, и левее! ... Так, погоди минутку. — Я обратил внимание на подъезжающего Фокина. Судя по недовольной физиономии майора, тот едет скандалить, что означало конец работе на сегодня. Что ж, и так пора было отдохнуть. — Давайте этот снаряд достреливаем и на сегодня всё. ... и чего, что они снарядов натаскали, пускай обратно везут. И вообще, приказы не обсуждают, а выполняют.

Закончив с последним выстрелом, положил трубку, встал, заправил покрывало и принялся одеваться. Закрывая дверцу платяного шкафа, посмотрел в зеркало, отражение показало, что форма лейтенанта НКВД мне идёт. За последние месяцы Коля Кувшинов неслабо прибавил в росте, а лицо округлилось до нормального, для шестнадцати лет, состояния. Что же до физических кондиций, то это тело и так было не обижено крепкими мышцами, и я тоже хорошо постарался, укрепляя его ежедневными упражнениями. Раньше, этого было не видно из-за сильной худобы, но теперь, когда отъелся, раздался в плечах, а руки в рукавах гимнастёрки перестали болтаться, натянув собой ткань. Ещё годик, и никто уже не признает во мне подростка, смело будут давать восемнадцать‐девятнадцать лет. Почему я так уверен? Из-за выражения глаз, шрамов и ранних морщин, война, вообще никого не красит.