— Слишком дорого. Один кролли останется с тобой, но кормить два взрослых рта бесконечно долго племя не будет. Одну зиму… — заявляет крольчиха. Я понятия не имел какая сейчас пора года и как быстро в этом мире меняются сезоны.

— Пять зим…

— Зима, весна и до того как поспеют первые корешки… У тебя будет свой собственный Кролли. Если не хочешь искать пропитание, заставь его. Другого предложения не будет человече. Если ты не примешь его, я буду вынуждена позвать своих братьев…

Крольчиха перешла на угрозы. Мда… Вот что бывает когда миролюбивое племя загоняют в угол.

— По рукам… — почуяв опасность и исходящую от переговорщицы угрозу, сдался я.

Сунув два пальца в рот, крольчиха прерывчато свистнула. Спустя пару секунд, неподолёку от нас послышался точно такой же прерывистый свист, и уже через пол десятка минут к нам примчалась парочка низкорослых ушастых ребят с более звериными мордочками, чем у девушки кролика. Пересказав тем суть нашего договора, гостья получает в ответ не лесное, грубое, но от того не менее справедливое:

— С каких пор ты стала нашим вождём? Ты не имела права распоряжаться жизнями других Кролли, а потому и принесешь в жертву свою собственную жизнь.

Но, брат, я сделаю это… — гостья явно надеялась, что как только братья увидят морковь, тут же, в благодарность за её находчивость, возьмут на себя тяжкое бремя. Но этого не произошло. Никто из них не хотел оставаться с существом, в рот которого те постоянно заглядывали. Глядя на мои зубы, руки с ногтями, они чувствовали во мне угрозу. Не поверили своей сестре, представившей меня как травоядного. Более того, те вообще не общались с девушкой как с сестрой. Глядя лишь на морковь, они обращались с сородичем едва ли лучше, чем с рабыней. В отличие от той же самочки, парни, одетые в тряпки, а иногда и даже в шкуры, выглядели куда крупнее, более сытыми и плечистыми. Оружием их являлась праща — острые звериные зубы, примотанные к палкам, а так же странные хлысты с примотанными к наконечникам шипами.

Внезапно из мрака ночи вышел накаченный, вооруженный топором и защищённый деревянными доспехами воин-кроль. Глаза и лоб его прятала деревянная маска, из под которой в свете луны отчётливо выглядывало несколько шрамов, оставленных чьими-то когтями. Мех на его ушах украшала седина, на руках и ляжках виднелись рваные проплешины.

Человече Матвеем, эта самка займёт место твоего слуги. Жизнь её в твоих руках. Кролли не будут мстить, даже если ты её убьешь, делай с ней что хочешь. Еду свою ты также получишь. Дети мои будут приносить тебе её к полудню, пока лесные хищники спят, — Приподняв маску, открыл мне своё изуродованное лицо стоявший в отдалении от всех воин-кролик.

— Па-па… — С обидой склонив голову, спрятала от посторонних разочарованные глаза Кролли Муррка.

— Хорошо, — глядя на то, как сын крепыша в знакомых традициях протягивает руку, я шагнул тому навстречу и также протянул свою, как думал для рукопожатия.

— Здесь немного, — сунув мне в ладонь мешочек, проговорил воин. — Остальную еду кролики принесут к полудню. На этом всё.

— Брат… — Глядя вслед повернувшегося к ней спиной мужчины, жалобно тряся губой, вымолвила Кролли.

— Более мы не родня… Гордись же собой, твоя жертва очистит наш род и спасёт множество нерождённых.

С глаз кролли девушки покатились слёзы.

— Я буду гордиться. Буду. Только навещай меня, пожалуйста…

Мужчина даже на мгновение не замер. Не обернулся, не попрощался. Просто отвернулся от неё. Перед тем, как брат и отец накинули на свои лица маску, лишь на мгновение я увидел, как с огненными глазами и неуместной улыбкой те глядели на морковь в своих руках. «Моя прелесть»- казалось, Голум из одного фильма ожил, но теперь вместо кольца он обожествлял чёртову морковку. Мерзкое зрелище…

Кролики-воины ушли. У разбитого корыта, а вернее у моего лагеря осталась шмыгающая носом, растерянная жертвенная дева Муррка, да остывший котелок со злополучным борщом. По лицу её текли слёзы, носик и щёки покраснели. Обняв свою грудь руками, та присела на травку, поджав под себя коленки, уткнулась взглядом в траву. Желание моё воспользоваться её прекрасным телом по прежнему было крайне высоко, однако, совестность и жалость к брошенному собратьями существу брала верх.

— Есть хочешь? — Не зная, как начать разговор, спросил я. Девушка всё так же сидя в темноте, отрицательно кивнула головой. Первая попытка провести мосты провалилась. Утончённые руки, потрясающая фигура и полное отсутствие стыда за свою внешность. Жалость, вызванная её слезами, едва не спровоцировала меня на глупость. Лишь заикнувшись, я выбрасываю из головы мысль о том, чтобы отпустить её вслед за братьями. Мне нужны её знания об этом месте, мне нужна её помощь. Хотя и удержать ту насильно я не мог. Что помешает ей улизнуть ночью? Она сильнее меня, быстрее и опытнее во всём. Как мне её держать? Одним лишь словом? Смешно. Слово не ошейник, не заложник, ни зарплата не удержит.