— Начальнику лагеря надо нож к горлу приставить — пусть к морю выводит! — подвёл итог очередной вечерней беседе один из бывших председателей ротных солдатских комитетов. — Как миленький ножками заперебирает…

В последние дни я что-то часто свой японский плен стал вспоминать. Как там в лагере находился.

Сравнивал ещё, там и тут.

Вареную фасоль ем и на ум приходит, что, японцы-то нас лучше кормили. Пусть в фасоли белка и много, но неделями одну фасоль есть…

Ежемесячно деньги нам там выдавали, а тут — даже одним франком не побаловали, даже — половинкой. Ну, тогда император Николай Александрович о своих подданных в плену заботился, а Керенскому до нас и дела нет. По его приказу в Ля-Куртине нас ещё и из пушек расстреливали…

Работать в Японии не заставляли, а сейчас у меня уже все руки в мозолях.

Там я в офицерах ошибочно числился и мог из лагеря свободно выходить. Тут, хоть и пустыня кругом, на вышках солдаты стоят. Лишний шаг из барака сделаешь — пулю словишь. Были уже прецеденты.

В Японии лагерем военнопленных руководил полковник, а здесь у нас всем заправляет капитан Манжен. В Африке он уже давно, не первый год. Манжен — всегда злющий, словно его всю ночь клопы кусали. С клопами у французов — беда. У нас в России такого близко нет.

Японского полковника мы хорошо раз в месяц видели, а Манжен везде свой длинный нос сует, всё ему от всех что-то надо. Французские солдаты его как огня боятся.

Манжен всем не доволен — работаем мы плохо, медленно, много болеем… Лопаты ломаем, тачки портим.

К нам он просто на ровном месте прикапывается.

Что ни неделя — норму выработки увеличивает. Так скоро на канале всю ночь работать будем, там же на его дне и спать.

Да, едим ещё много…

Сколько раз уже он обещал норму выдаваемого довольствия нам срезать.

Сегодня он тоже рядом с каналом бегает как заведенный, то и дело на свои часы поглядывает.

— Ждет кого-то? — Малиновский кивнул на капитана, в тачку мне землю накидывая.

Мы с Родионом меняемся — то я тачку катаю, а он её грузит, то — наоборот. Всё так веселее, хоть какое-то разнообразие.

— Может и ждёт. — я вытер пот со лба.

— Или куда опаздывает… — выдал ещё вариант причины такого поведения капитана Родион.

— На свои похороны, — не очень весело пошутил я.

— Вот бы хорошо, — одобрил мною сказанное Малиновский.

Оказывается, ожидал капитан приезда инженера. Наконец он прибыл на автомобиле и начал оценивать объем выполненных нами работ.

Судя по его лицу, всё ему нравилось, от графика ведения работ мы не отклонялись. Может, даже и опережали его.

Когда уже инженер собирался уезжать, бойкий солдат Оченин, ему сам чёрт не брат, бросил свою лопату и чуть не строевым шагом приблизился к гостю и коменданту лагеря.

— Почему нам за эту каторжную работу денег не платят? — громко и чётко задал солдат вопрос инженеру.

Капитан Манжен и инженер даже в лице изменились. Как ни странно, они поняли вопрос. Впрочем, Манжен частенько крыл нас матом по-русски, может и кроме матьков он шире наш родной язык знал? Про инженера я ничего сказать не могу — раньше я его только издали видел.

Лицо инженера было сейчас крайне удивленным, а у коменданта лагеря — злым-презлым.

Что-то инженер хотел спросить у капитана, но тот крепко схватил его за рукав и потащил к машине, на которой ранее он и приехал. Чуть ли не силой Манжен затолкнул инженера в автомобиль, что-то сказал ему и указал на дорогу.

В общем, можно сказать — взашей его выгнал.

Затем Манжен почти бегом вернулся к Оченину. Тот как стоял, так и стоял.

— Какие деньги? — уже по-русски, но подбирая слова, вызверился на солдата комендант лагеря.

— Простые. По три франка за каждый день работы, — как ни в чём не бывало ответил Оченин.

— Три франка? — рассерженно сдвинул брови высоченный капитан.

Впрочем, русский солдат был его не ниже.

— Три франка.

— Кто сказал?

— Есть добрые люди…

— Кто?

Оченин промолчал. Не выдал сержант-майора. Тому и так часто от капитана попадало за дело и просто так. Последний раз — за нашу проделку в церкви. Не за саму её, а за то, что сержант-майор об этом коменданту лагеря не доложил. Кюре за нас капитану попенял, а он и дел не знает…

Манжен тогда долго орал на своего подчиненного, морда у него была — как помидор. Прикуривать от неё было можно.

— Три франка за день, — стоял на своем Оченин. — Положено.

— Нет вам денег. На все три франка кушаете!

Во как… У меня чуть тачка из рук не выскользнула. Да на три франка столько этой фасоли можно купить, что живот порвёт! Зажимает наши денежки капитан!