Еще в самом начале своей жизни в Твери я осознал одну очень правильную и полезную мысль. Невозможно заниматься всем самому, разве что разорваться! Невозможно и не нужно! Люди сами до всего дойдут, все сделают и построят, если их заинтересовать и подсказать, в каком направлении надо двигаться. Осененный этой, казалось бы, такой простой мыслью, я существенно облегчил себе жизнь. Вот как с тем же зеркалом, в которое я сейчас смотрюсь. Еще три года назад, когда в стеклодувной мастерской научились отливать стеклянный шар, я предложил мастерам его разрезать пополам и раскатать прессом в лист, а потом покрывать заднюю сторону раствором серебра.

Сказал и забыл, зеркала для меня не приоритет, основной товар — это колпаки для ламп, посуда и оконное стекло. Каково же было мое удивление, когда через три года мне принесли вот этот образец, что стоит у меня кабинете. И неважно, что производство подобных зеркал крайне затратно и по деньгам, и по времени, главное мастера дошли до всего сами, своим умом. Может быть, я гуманитарий и по натуре не деловой человек, но для меня это куда более значимо, чем вероятная баснословная прибыль от продажи зеркал.

Или с этой портнихой опять же. Примерив первый раз свой новый камзол и штаны, я посмотрел в глаза сшившей этот наряд портнихе и задал ей всего один вопрос.

— Хочешь стать богатой и знаменитой?

Еще совсем молодая женщина смущенно зарделась, но мой взгляд не уступал, пока я не услышал ее тихий, но твердый ответ.

— Хочу!

«А кто ж не хочет!» — Усмехнулся я про себя и приказал выделить ей помещение на первом этаже своего дома, дал денег на наем работниц и первый большой заказ.

Это было год назад, а сейчас у нее уже свой цех по пошиву одежды для армии и ателье на центральной площади Твери, где обшивается только высшая знать города.

Да, шьют платье у Бериславы, но не скажу, что мой пример изменил местную моду. В основном, как и прежде, заказывают длинные кафтаны, рубахи и женские сарафаны, хотя изменения все же есть. Я не тороплю и стричь бороды да чулки напяливать, как царь Петр, не собираюсь. Как известно, Русь долго запрягает, но быстро едет, рано или поздно желание нового и прагматизм свое возьмут.

Отойдя от зеркала, пересекаю кабинет и останавливаюсь перед дверью. Там в приемной меня ждет Полоцкий княжич Константин, и разговор с ним предстоит непростой. Я могу лишь примерно догадываться, что речь пойдет о каких-нибудь родовых спорах и княжич приехал в Тверь в поисках даже не союзника, а скорее защитника. Он уже несколько дней добивается встречи со мной, но я тянул до последнего, не зная надо ли мне встревать в чужие семейные дрязги.

Решив положиться на интуицию, я пригласил князя на сегодня, дабы все-таки сформировать свое мнение до заседания палаты князей.

Толкаю дверь и чувствую, как на лице автоматически появляется радушная улыбка.

«Да ты тут настоящим дипломатом стал!» — мысленно подтрунивая над самим собой, прохожу в приемную и приветствую княжича.

Тот поднимается с кресла и чуть склоняет голову.

— Рад видеть тебя, консул!

Предлагаю ему сесть и сам сажусь напротив. Между нами большой стол, из-за которого я смотрю на мужчину тридцати-тридцати пяти лет в дорогом, но изрядно заношенном кафтане. Открытое волевое лицо производило бы хорошее впечатление, если бы не злые холодные глаза, излучающие непомерную гордыню и тщательно замаскированное презрение.

«Да уж, неприятный тип!» — Делаю про себя такой вывод, а вслух задаю любезный вопрос.

— Итак, князь, что привело вас ко мне.

Назвав князем все еще наследника титула, я грубо польстил своему гостю, и тому это пришлось по душе. Жесткие черты его лица как-то разом смягчилось, и на губах даже появилась приветливая улыбка.

— Я слышал, консул, о твоей непримиримой борьбе с Литвой, и решил, что ты не будешь сидеть сложа руки, когда твой враг тихой сапой вползает в наш дом.

«Во как! А Литва тут каким боком?!» — Успеваю искренне удивиться, но не показывая вида, молча жду продолжения.

Не дождавшись от меня никакой реакции, Константин, убрав с лица улыбку, продолжает так, словно бы я все же спросил — что он имеет в виду?

— Я говорю о своем зяте, племяннике Миндовга, князе Товтивиле. Мой отец совершенно свихнулся и хочет завещать Полоцкий стол ему и моей сестре. — Его взгляд уперся в меня двумя горящими угольками. — Он изгнал меня! Изгнал своего родного сына из дома и хочет отдать княжество чужакам!

Вот тут-то до меня и доходит.

«А ведь точно! Помню еще в университете меня удивляло, что в летописи с тысячи двести сорок восьмого года Товтивил упоминается, как князь Полоцкий. Обыденно так, без всяких разъяснений, словно бы литвин во главе русского княжества, это обычное дело. — Я даже обрадовался этому запоздалому разъяснению своего старого недоумения. — Вот, значит, как это произошло!»

С новым интересом всматриваюсь в лицо княжича.

«Чем же ты так достал своего папашу, что он тебя наследства лишил?!»

Вслух я такой бестактности себе не позволяю и спрашиваю более дипломатично.