— А знаешь что, пожалуй, ты прав! Пойдем-ка сходим! Глянем, что там за чемпионы!

Сворачиваем с главной улицы и топаем через весь Низовской конец к самой окраине. Уже начинает темнеть, и приходится все чаще посматривать под ноги, ибо брусчатка закончилась, едва мы оставили центр, а Столбовая улица — это петляющая между высоких заборов щербатая грунтовая дорога.

Спина Куранбасы маячит впереди, и я бурчу ему в след.

— Ну что, проводник в мир греха и азарта, долго еще?!

— Чегось?! — Повернув голову, половец на всякий случай расплылся в широчайшей улыбке, и я вынужден повторить.

— Я спрашиваю, далеко еще?!

— Ааа! — Куранбаса остановился и тыкнул пальцем в черную покосившуюся избу, вросшую нижними венцами в землю.

Присматриваюсь и вижу над входом коряво написанную вывеску «Великая Булгария».

Прочитав, недоверчиво поворачиваюсь к Калиде.

— Вы это серьезно?! Что-то эта халупа совсем непохожа на дворец спорта!

Привычный к моим непонятным словам, Калида, не обращая на них внимания, зрит в самый корень и с усмешкой качает головой.

— Нет! Бои не в этой норе, а за ней, вон в том амбаре.

Смотрю, действительно, за халупой возвышается даже не амбар, а скорее видавший виды навес. В крыше зияют дыры, а стены представляют собой разноуровневый частокол и разномастного дреколья.

Глядя на это сооружение, не могу удержаться от сарказма.

«Да уж, не на века строили!»

Понятно, что соорудили недавно на скорую руку из чего пришлось, явно не рассчитывая задержаться тут надолго.

Пока я в раздумье рассматриваю местные «достопримечательности», Куранбаса уже совсем извелся и даже потянул меня за рукав.

— Ну пойдем уже, а?! Опоздаем!

Я давненько не видел своего друга в таком возбуждении и, улыбнувшись, хлопаю его по плечу.

— Ладно, пошли!

Толкнув дверь, вхожу первым и сходу чуть не врезаюсь лбом в притолоку. Задержав голову в самый последний момент, я осторожно пригибаюсь и, можно сказать, вползаю в помещение.

Внутри царит полумрак, а горящий под самым потолком спиртовой фонарь, кажется, лишь разгоняет тьму по углам. Разогнувшись и попривыкнув к темноте, различаю стоящие вдоль стен грубо сколоченные столы, а в дальнем углу пару склонившихся над кружками мужиков.

— Что-то на аншлаг непохоже!

Осматриваюсь по ходу и тут же вновь чуть не врезаюсь в невесть откуда вынырнувшего детину. Тот уперся растопыренной ладонью мне в грудь и, придирчиво оценив всех нас по очереди, изрек, презрительно оттопырив нижнюю губу.

— Че хотите?!

Чувствую, как Куранбаса рванулся объяснить нахалу как надо разговаривать с уважаемыми людьми, и придерживаю его рукой, мол я сам.

Понимаю, встречают тут по одежке, а одеты мы не богато, то ли крестьяне, у которых завелась лишняя копейка, то ли купчишки, торгующие по мелочи. В общем, однозначно не местные, и разубеждать в этом раньше времени я никого здесь не собираюсь.

Нашу заминку детина понимает, как деревенскую робость, и снисходительно поясняет.

— Ежели хмельного хотите, так вон там седайте. — Его палец ткнул в сторону столов. — А коли на бой пришли поглазеть, то вам туды. — Он кивнул на дверь у себя за спиной.

Изображаю заискивающую улыбку и вкладываю в голос максимум робкой неуверенности.

— Вот, вот, милок, нам бы на бой глянуть. Сказывали, тута это!

В ответ тот молча протянул широкую как лопата ладонь, а я поднял на него вопросительный взгляд, мол чего…

Детина издевательски ощерился и процедил.

— По гривенничку кинули сюда, — он повел глазами вниз в свою растопыренную пятерню, — и идите! Или вы, деревня, думали, задарма вам тут все будет?!

В растерянности поворачиваюсь к своим друзьям-телохранителям, мол у меня таких мелких денег с собой попросту нет. Пошарив у себя в кошеле, Куранбаса выудил полтину и бросил ее в выставленную ладонь.

— Держи, аспид!

Монета тут же исчезла, а громила, освобождая проход, нагло заявил.

— Сдачи нема!

— Что! Да я… — Половец рванулся было проучить наглеца, но я вновь его удержал.

— Да ладно, оставь! Черт с ним!

Потянув Куранбасу за собой, я успел мысленно сыронизировать.

«У меня тут миллионами воруют, а мы будем из-за пары гривенников скандал поднимать».

Пройдя в самый конец зала, я потянул на себя толстую, дубовую дверь, и мы словно бы перешли границу миров.

В уши сразу же хлынул гул сотен голосов, а пространство заполнилось множеством народа. Где-то там впереди виднелись канаты ринга, и горел яркий свет от шести подвешенных к потолку больших спиртовых фонарей.

— Ух ты! — Я даже остановился на пороге. — Да тут денег на свет не жалеют!