Нам выписали регистрационный талон, выдали общую квитанцию — чтобы получить именно одним куском — но с указанием выделенных «посемейных» частей: пятьдесят — моих «опытных», три сотки бабы Раи (с домом), шесть — Жениной матери с братом (без дома), по двенадцать — маме, Наилю, тёте Кларе и дяде Саше^[27] с домочадцами, и пятнадцать — тёте Вале с дядь Рашидом. В буфет мы пошли как помещики, накупили всяких пирогов-коржиков, лимонада «Колокольчик» (бесцветного, как вода, но очень вкусного) и «Байкал» (коричневого, «лучше, чем кока-кола»), снова демонстрацией дошли до нашего двора и расселись на лавочках у подъезда, обсуждать своё почти что приобретение.

Не сказать, чтоб апрель был чрезмерно тёплый — около нуля, на самом деле. Но на солнышке было вполне приятно, да и мы — сибиряки всё-таки, слишком рано в летнее перепрыгивать никто не спешит. Вообще, очень популярное это развлечение было — в выходные и по вечерам у подъездов сидеть. Народ общался, тусовался по-своему. Но сегодня людей было совсем мало — многие поехали по другим районам, на предприятия-организации или к родственникам, Разве что с детских садов да из шестой поликлиники потихоньку тянулись такие же как мы «отоваренные» граждане.

Интересно, долго облисполком тянуть будет с нарезкой? Зе́мли-то, получается, Иркутского района, а не города…

ДОРОГАЯ ПЕРЕДАЧА…

23 апреля 1984.

Такого, если честно, никто не ожидал.

То ли из-за моих выступлений перед учениками (следуя теории шести рукопожатий, часть информации должна была таки просочиться во внешкольную среду), то ли из-за того, что кто-то, имеющий к этой среде отношения, читал журнал «Смена» и был внимателен к предисловию, то ли, я уж не знаю, как-то сверху это спустили, но в понедельник двадцать третьего апреля, ближе к вечеру (я как раз пришла из школы) к нам домой заявился человек с местного телевидения. Так-то он мог бы нас по телефону пригласить, если бы этот телефон был. Но поскольку его не было, пришлось товарищу пилить до нашей окраины. Хорошо хоть, автобусы стали получше ходить.

Суть визита сводилась к приглашению бабушки — героической и прославленной, можно сказать, личности — в эфир телепередачи «Приангарье». В ближайшую субботу. Передача должна была начаться в тринадцать ноль пять, но прийти просили за час, чтобы всех проверить и подготовить. Почему всех? Потому что бабушку просили прийти вместе со всеми своими детьми и внуками. Ну и с зятьями-невестками заодно, естественно.

Товарищ оставил пропуск и ушёл.

Боже мой, что с нашими дамами случилось! Хорошо, что все уже родили, а то ведь разрешились бы прямо сейчас, как пить дать. Захлопотали, забегали, давай платья примерять — а обе кормящие, в нарядное буфера́ми не входят! Расстройство-то какое!

— Так, вы перестаньте метаться! — рассердилась бабушка.

— Правда, — поддакнула я, — а то молоко загорчит. Завтра пойдёте в пошивочную к нашей мастерице, у них ткани всегда есть, она вам до субботы четыре платья сошьёт, особенно если будет знать, что для телевизора. Остальных предупредить надо. Две копейки у кого есть? Я в автомат сбегаю, Жене на работу позвоню, пусть после смены сразу заедет, Кларе скажет, а от неё Саше и Заре позвонит.

Я помчалась до аптеки, где стояла телефонная кабинка, дозвонилась в диспетчерскую контору аэропорта и надиктовала инструкцию для Тимшина Евгения: заехать после смены туда-то, сообщить, что двадцать восьмого апреля всех зовут в телевизор, проконтролировать дозвон остальным родственникам. Спасибо.

А бабушка лично пошла к Вале с Рашидом. Такие новости!

Назавтра с утра мне просто совесть не позволила из дома уйти. Мама так смотрела…

— Бегите уж, — говорю, — мы с бабушкой примем огонь на себя. Только недолго там.

Вот молодые мамаши сорвались и понеслись. Точнее, Женя их на машине помчал, чтоб быстрее.

А мы остались с тремя пупсами. Двое ходить хотят, всю кроватку по кругу истоптали, да карабкаются ещё, то и дело с борта снимать приходится. А Федька вроде уснул, а потом, видать, шестым чувством почуял, что матери нет, проснулся и давай сопеть, с намерением так. Я поняла, что сейчас он разразится, вынула его из кроватки. Господи, маленький такой, тёпленький, молоком пахнет… А замотан, как гусеничка. Вот тоже дурная «мода», всё боялись, что ребёнок руками себя напугает. Да, главное, внутри, под пелёнкой — распашонка фланелевая, телу жарко, ногам нет — как вы хотите строить теплообмен?

Размотала я его, перепеленала по-своему, только низ, вроде как штаны-мешок. Освобождённые руки вызвали у пацана бурю новых ощущений. Швабода! Можно радоваться, дрыгаться и руками махать! А потом замирать и разглядывать их восторженным взглядом. Мы лежали рядом на кровати и умилялись на Федькины ручки — он и я. Я нюхала его и целовала пушистую макушку.

Надо же, до меня ведь только что натурально дошло — у меня теперь есть ещё один брат. Родной, не двоюродный. Офигеть! Совсем я со своей литературой из жизни выпала…

Примчавшаяся с выпученными глазами мама застала полную идиллию, замерла в дверях, ахнула:

— Оля! Он же ручек испугается!

— Да коне́чно, бежит прям испугиваться, — тихонько засмеялась я, — предрассудки это, я в журнале «Здоровье» читала. А вот если руки не пеленать, ребёнок быстрее развивается, для мозгов полезно.

— Это ты тоже в журнале прочитала? — заглянул через мамино плечо Женя.