— Ваше императорское величество! Для демонстрации моих фокусов, как их называет народ, желательно бы перенести этот столик поближе к цесаревичу. Чтобы он мог все рассмотреть сам вблизи и без помех, — обращаюсь я к Александре Федоровне.

Императрица кивает, разрешая переставить стол.

Офицеры охраны ставят его около кровати и наследник поднимается повыше, чтобы лучше видеть происходящее представление. При этом он опирается на руку, кривя от боли губы. Ему всего восемь лет, но, к боли он уже привык за эти годы и переносит ее стоически.

— Внимание! Внимание! Чудеса начинаются! Кто не поймет — тот к фокуснику обращается! — обращаюсь я к наследнику и императрице.

Вскоре сделанная из плотного, раскрашенного в зеленый цвет, картона лягушка подпрыгивает сама на полметра вверх. Ее я несколько раз переделывал, добиваясь особой прыгучести и теперь она неутомимо прыгает по столику и даже запрыгивает к наследнику на одеяло.

Ребенок с восторгом подхватывает ее дальней рукой и пытается рассмотреть, как все это происходит вместе с матерью, но, естественно, никаких веревок или нитей не находит на самой лягушке.

Императрица смотрит на меня здорово вопросительно, ей подсказывает уже знакомый камер-юнкер:

— Ваше величество! Уже проверяли игрушку! Только личная сила Сергея ее приводит в действие!

Императрица недоверчиво смотрит на него и так же переводит глаза на меня, но, я уже раскручиваю лопасти маленького сиреневого вертолета и своей силой поднимаю его наверх к очень высокому потолку.

Откуда он так же плавно опускается на кровать наследника, вызывая у того непроходящий восторг. О постоянной боли ребенок уже забыл и это здорово.

После этого показываю работу мельницы, хотел ее покрасить в красный цвет, но, хорошо что вспомнил — Александра Федоровна сильно не любит этот цвет революции. И покрасил в желтый цвет картон.

Фокус с картами я показывать здесь не стану, не та обстановка, поэтому у всех на глазах сворачиваю в самолетик лист белой, плотной бумаги и запускаю его через всю комнату. Один из офицеров охраны поднимает его у дальней стены и запускает мне обратно, но, я потоком силы даю ему приземлиться рядом с наследником.

В одной руке у цесаревича лягушка и вертолетик, поэтому он вытаскивает из-под одеяла вторую руку и пытается взять самолетик. Там у него мелькает раздутый локоть из рукава широкой ночной рубашки и гримаса боли снова появляется на лице цесаревича.

Он и забыл о своем состоянии, вытащил распухшую руку и поэтому сразу же вернулся на землю, где он больной, страдающий постоянно ребенок.

Ну что же? Пришло время мне выйти из скрыта и предъявить императрице свое умение.

Иначе я могу больше не попасть во дворец так легко и не приблизиться к возможному центру решения Империи.

— Ваше императорское величество, вижу, что цесаревич болен и страдает! Могу вылечить его руку за одну минуту! — этим предложением я много чего обрываю в прошлой жизни и вступаю на еще неизведанную тропу будущего.

Да, моя фраза не так чтобы сразу зашла в сознание онемевшей императрице, однако, стоящий сбоку камер-юнкер заметно насторожился. Как только я отошел от показа фокусов и предложил что-то новое.

Что там творится на лице у Распутина — да кто его ведает? Он у меня за спиной находится, и я даже поворачиваться в его сторону не хочу. Привел фокусника показать в царскую семью называется!

А фокусник оказался очень себе на уме и уже перехватил все внимание на себя с почтенного, уважаемого тут всеми Старца.

— Ваше императорское величество! Я могу снять отек с руки цесаревича за одну минуту только с применением своей силы!

Вообще шикарное предложение для измученной матери цесаревича.

Ну, уж спорить о том, есть у меня сила или это только видимость — мне кажется, что больше нет никакого смысла.

Сила однозначно есть, а вот ее пределы — никому не известны.

Потом вижу, что она пока смотрит на меня с опаской, а Пистолькорс положил руку на кобуру, показывая, что он за мной присматривает в реальном времени.

— Для этого мне даже не придется касаться цесаревича! Совсем!

— Откуда вы это знаете? — вдруг выдыхает императрица.

Я удивленно смотрю на нее и не сразу понимаю, о чем она спрашивает.

Потом до меня доходит смысл вопроса, и я поясняю с большой уверенностью:

— Я вылечил уже не одну сотню умирающих людей! Так что с болью цесаревича справлюсь!

Вот это здорово сильное заявление, как я вижу по лицам императрицы и камер-юнкера.

Сотни вылечил своей силой? Да еще умирающих?

На это, конечно, на самом деле не очень похоже, когда я кручу лопасти или заставляю прыгать бумажную лягушку.

А чего скромничать, я ведь не вру ни разу! И должен побыстрее создать правильное впечатление о себе, раз уж вылез с такими предложениями.