А еще попыталась выставить вокруг себя ментальный блок – быть открытой мысленной книгой мне не понравилось.

Сила архимага, ау! Помогай мне! Должен же от тебя быть хоть какой-то прок в повседневной жизни!

Вообще, у меня еще днем мелькнула мысль таскать с собой шприц с адреналином. Если сила завязана на нем, то авось и пригодится. Сейчас бы, не задумываясь, всандалила себе в бедро пару кубиков, зато вокруг мыслей крепостную стену возвела и ров выкопала, желательно с крокодилами.

– Ты, главное, про бочки с горящей смолой не забудь и лучников побольше сверху посади. Так оно эффективнее будет, – не успокаивалась сова-менталистка.

В разговор решила вмешаться Матрена, все еще давящая смех:

– Ладно, сворачиваем балаган. Оксана, мы к тебе действительно по делу.

– А то я не догадалась. Ни один нормальный человек в дождливую ночь в лес не попрется.

– Ты же знаешь, зачем мы здесь. Так чего зря комедию ломаешь? Поможешь или нет? – вполне миролюбивым тоном спросила бабуся.

– Нет, – категорично отказала нам скрипучая старушка. – Сейчас вы пришли просто воспоминания подправить, а потом что? А если Кассандра со своим хахалем еще раз поругается? Или вы думаете, что он от нее так просто отстанет? Несколько подобных ссор, и какую бы вокруг вашей эльфийки стену я ни возвела, она все равно рухнет. Человеческий мозг – это вам не игрушка. Одно дело – просто мысли считывать, а другое – копаться и изменять их.

Пока Матрена уговаривала Оксанку нам помочь, я судорожно вспоминала лекции по теории магии и все, что вообще знала о менталистах.

Мозг обычного человека или мага – сложная структура, мириады нервных клеток, непрерывно передающих друг дружке информацию с помощью микроимпульсов. У каждой клеточки свои частоты, свой диапазон, и все вместе они постоянно работают. Мозг менталиста – это дешифратор. На каком-то очень тонком уровне эти люди могли улавливать волны и импульсы, испускаемые чужим сознанием, расшифровывать их и вмешиваться в их работу. Причем связи некоторых магов с тем или иным человеком могли быть настолько мощными, что любые стены и расстояния не являлись для них препятствием.

Сами менталисты делились на слабых и сильных: большинство могло считывать лишь эмоции и простенькие мыслишки, но кто-то, как, например, Оксана, был способен дословно расшифровывать каждое слово, произнесенное внутри чужой головы. А особо одаренные с легкостью контролировали до нескольких десятков человеческих сознаний одновременно. В какой-то степени таких людей можно было назвать телепатами, но это не отменяло у них остальных чудесных особенностей, свойственных магам: бытовые мыслеобразы им приходилось составлять с тем же трудом, что и всем нам.

Все подобные маги состояли на особом учете и контроле как потенциальная угроза обществу. И меня удивлял тот факт, что Оксанка так спокойно летала совой по лесам. В моем понимании ее должны были уже давно усадить где-нибудь в тихом помещении или следственном комитете, заставив проводить дознания.

– Не одна ты, Василиса, скрываешься, – вновь беспардонно врываясь в мою голову, отвечала старушка-сова. – Когда в двенадцать лет я ощутила способности, сразу поняла, что никому о них говорить нельзя. Ни родителям, ни друзьям, ни любимым. Поэтому из деревни ни разу в город и не выезжала за все годы. Тут, в глуши, оно сподручнее: тихо, никто не трогает, никому я не нужна.

– И вам никогда не хотелось большего? – вслух спросила я.

– Почему же, лет до сорока хотелось, а потом, как говорится, перетопталась. Надо наслаждаться тем, что есть, а не тем, что хочется.

Я вдруг четко увидела собственное будущее, мой мозг провел параллель между мной и Оксаной, решившей скрываться всю жизнь, не привлекая внимания. Может, ее намек на жизнь в Шкрябинке лет до пятидесяти вовсе не намек?

– И что, вами ни разу за все эти годы никто не заинтересовался?

– Лет пятьдесят назад приезжал один, красивый, статный такой. Все ходил, выведывал, даже цветочки носил. А я его мысли все слышала, каждое слово. Дурные мысли, признаться. Ничего хорошего он мне не желал. Пришлось в итоге ему память вычищать, новые воспоминания рисовать и отсылать восвояси. Никому, Василиса, слышишь, никому верить нельзя.

– Но Матрене вы же доверились?

– Сложно не поверить той, кто тебя в совином виде из леса на своем горбу вытащила и потом месяц выхаживала – крыло лечила.