— Я здесь, — знаю, глупо и чересчур по-киношному, но я не смог отказать себе в удовольствии откликнуться на свое имя. Оказывается, я только что обезвредил своего тезку. А теперь настало время поворковать с его приятелем.

Я вырос перед ним, сжимая в груди окровавленный кастет.

— Ты ох*ел гнида! — вылупил глаза рэкетир.

Договорить я ему не дал, ударом ноги в грудь, вколотил внутрь ларька.

— Ах ты сука… — он полез за пазуху, за стволом, даже почти успел вытащить старенький ТТ, но я действовал на опережение.

Ногой прижал его руку к полу, слыша как хрустнули костяшки кисти. Взял пистолет, ткнул стволом в лоб.

— Пощади брат… — изменившимся голосом залепетал грабитель. — Отдам, брат, сколько не скажешь — отдам…

— Не надо мне от тебя ничего, — я надавил сильнее, впечатав дульный срез ствола в кожу. — Вот ты скажи, у тебя есть мать?

Тот отрывисто закивал, до смерти напуганный.

— А если бы вот так твою мать упыри на бабки поставили? — спокойно спросил я и ударил ему по голове рукоятью.

Рэкетир отрубился. За происходящим наблюдала полная пожилая женщина с химией на голове, продавщица. Она прикрыла рот рукой, силясь понять, что происходит.

— Сколько он взял? — я сунул руку в его внутренний карман, достал деньги, толстую пачку банкнот.

— Десять тыщ… — откликнулась пожилая женщина.

Я отсчитал деньги, больше, чем сказала продавщица. Кинул ей на прилавок. Остальные деньги сунул в карман. Бандит на поверку оказался слаб духом, по его джинсам медленно расползалась темное пятно.

— Прости его мать, дурак, потом поймет, когда у самого дети будут.

— Я не могу взять деньги обратно… — зашептала она. — Меня ж тебе его дружки прибьют, если узнат.

— А мы им не скажем.

Продавщица благодарно закивала, подхватила деньги и спрятала в какую-то коробушку под прилавком.

В ларек зашли посетители — двое мужчин интеллигентного вида. Они уставились на лежащего посереди ларька бандита.

— Плохо человеку стало, в скорую звоните.

И вышел из ларька, поправляя черные очки и засовывая ствол за пояс. Снаружи продолжалась размеренная жизнь. Никому — ни зевакам, ни патрулям (которые вообще-то должны контролировать такие места), ни водителям, ни торговцам — не было до меня никакого дела. Я даже был уверен, что никто и не видел, что произошло. Эти быки за день собирали больше, чем мои родители зарабатывали в этом году вдвоем за месяц. И уж точно у них не было вопроса, чем сегодня накормить своих детей, если бы они у них были.

Надо уходить, пока никто не понял, что на самом деле произошло. Я быстро прошел по рядам, дошел до первого закутка, там сбросил с себя плащ, выбросил кепку, надел очки. Возвращался крюками: покатался на паре трамваев, поездил полчасика в метро по разным веткам и только потом, дворами и переулками, пришел к невзрачному кафе. Когда адреналин проходит, страшно хочется жрать. Так и сейчас, в животе у меня урчало.

Заказал пельменей и с аппетитом съел двойную порцию. За тех двоих я был спокоен: вскоре они должны были очнуться. Я не ставил задачи их убить — во-первых, это наделало бы лишнего шуму (разборки, в том числе и с оружием, в те годы происходили по пять раз на дню, а вот «мокруха» — все-таки крайний случай). А сейчас мне это не нужно. Заявы на телесняки они явно писать не будут. Так-то может хоть что-то в их голове повернется, поймут, что занимаются ерундой. Хотя вряд ли. Но и я предупреждаю только один раз.

Поужинав, немного прогулялся, приходя в себя после впечатлений от этого дня, и направился домой. Было у меня на сегодня запланировано еще одно небольшое дело. Среди немногочисленных вещей настоящего Вовы Данилова я обнаружил записную книжку с телефонными контактами. Конечно, никого из этих людей я не знал, но напротив некоторых фамилий были пометки — «Кавказ», «рота», часть'. Очевидно, это были его сослуживцы. (Других вариантов трактовки у меня не возникло — не у Степы же уточнять). Вот они-то меня и интересовали. Хорошо, что мой предшественник в этом теле отличался то ли забывчивостью, то ли излишней аккуратностью, и писал полные имена, а не инициалы.