Пару минут мы ехали в тишине, я не рискнул дальше расспрашивать Диму, не стоит такому человеку лезть в душу.

Только цокот копыт и скрип телег нарушали повисшую тишину.

— Хороший ты парень, Джон, — вдруг произнес Дима. — Вон девчонке помог, которая тебе никто, даже не испугался того, чем это может обернуться. Эх, если бы кто-то помог моей семье, все могло бы быть по-другому, — на одном дыхании произнес Дима.

Я затаил дыхание, вслушиваясь в каждое его слово.

— Я приехал в Вашингтон со своими родителями совсем мальцом, — продолжил Дима, но уже намного тише, будто каждое слово причиняло ему боль. — Мои родители были образованными людьми. Отец сталелитейщик, его, собственно, и пригласили сюда в тот момент, когда был пик поднятия производства по укладке железной дороге. Он совместно с другими создавал железную дорогу в этой стране. Он был не жадным человеком, а стремился принести пользу людям, его и предали. Обманули, использовали и выкинули, словно сломанную вещь.

Когда результат был получен, в услугах отца перестали нуждаться и попросту уволили. Он пытался найти работу, но ничего не выходило, может, бывшие работодатели постарались, может, просто не везло или он перешел кому-то дорогу, я не знаю. Он даже простым рабочим пытался пойти, но ответ был один «Негры обходятся дешевле».

Мы перебрались в Филадельфию, отец устроился в порт, чтоб хоть как-то прокормить семью, поскольку я был совсем маленьким, мама не могла меня оставить одного, чтоб хоть как-то помочь отцу заработать денег.

Старший смены в порту, где работал отец, был итальянец. Он не особо хорошо относился к нам, да и к остальным, кто не его кровей. В одну из смен при разгрузке корабля на отца свалился мешок и сломал ему позвоночник. Так, вместо того чтоб ему помочь, эта итальянская шваль заявила, что он сам виноват, и вышвырнула, не выплатив ни цента. Теперь у мамы на шее сидели уже двое, я и поломанный отец.

Отец долго не протянул, остался один лишь холмик!

Денег не было на оплату жилья, и мы оказались на улице. Хозяин дома, в котором мы жили, был грязным итальяшкой. Мама смогла устроиться прачкой, и у нас даже какой-то угол появился, но она долго не протянула и ушла вслед за отцом, а я остался один, вновь оказавшись на улице.

В этот момент я обратил внимание на Мэри, которая сидела впереди меня вполоборота, свесив обе ноги влево, обняв меня за шею, и мирно спала, положив голову мне на правое плечо.

— Меня приняли к себе такие же брошенки, как и я, — продолжал рассказ Дима. — Много чего было, в общем, я подрос и стал работать на одного влиятельного человека, мистера Дезмонда, спокойная и тихая жизнь не для таких, как я, — тут Дима ухмыльнулся, и глаза у него блеснули на фоне заходящего солнца.

— Потом мы перебрались в Бостон, а мистер Дезмонд научил меня многому в жизни, дал, так сказать, дорогу в ней… — Тут Дима-Грек сделал паузу. — В общем, много чему.

— Я даже смог найти бывших работодателей отца и итальяшку из порта, — заледеневшим голосом закончил Дима.

— И что ты с ними сделал? — спросил я.

— Лучше тебе не знать, — оскалился Дима. — Но они умирали долго и очень мучительно. — Тут Дима замолк на пару секунд, будто что-то вспомнил.

— Мистер Дезмонд меня, собственно, и познакомил с Томасом незадолго до своей смерти.

Это была словно исповедь. Исповедь убийцы! В его словах не было раскаянья, он не искал прощения или чего-то такого.

Искренность за искренность, ведь мне давно хотелось выговориться, что я и сделал…

Я рассказал о своей жизни и по какому случаю, собственно, сейчас оказался здесь.

Мы ехали всю ночь и вот к рассвету добрались до места назначения.

Роксбери был не то чтобы город, скорей походил на какое-то поселение. Мы подъехали к небольшому ангару, стоящему чуть поодаль от бара, в который, собственно, и везли алкоголь.

— Начинайте разгружать, — скомандовал Дима-грек своим людям. Сам же он направился в бар.

Бойцы, сопровождавшие обоз, по-свойски отворили двери ангара и приступили к разгрузке спиртного. По всему было понятно, что виски они привозят сюда не впервой.

Мэри проснулась от громких голосов мужчин, когда те начали разгрузку. Я помог ей спуститься с лошади, и она встала в сторонке и наблюдала за происходящим. К моему удивлению, на ее лице не было ни малейшего намека на тревогу, будто она уже смерилась с произошедшим.

Спустя некоторое время из бара вышел Дима, за ним плелся, переваливаясь с ноги на ногу, мужчина лет сорока, со здоровенным пузом. Густые усы оттопыривались при каждом его тяжелом выдохе, а лысина блестела в утренних лучах солнца.

— Что-то новенькое Дима, кобылку с собой привез, — пробубнил, ухмыляясь, толстяк, глядя на Мэри.

— Да, пришлось взять с собой, — ответил Дима, не обращая внимания на Мэри.

— Хмм, — глубоко выдохнул толстяк. — Хреновая примета, на дело брать женщину.