предназначалось не мне, так еще и в таком двусмысленном

положении…

Хотя подождите-ка! Что значит “предназначалось не мне”? Еще

как мне! Там ведь та самая татуировка, которая украшает наши шеи!

– Что это? – спросила я, кивнув вниз, куда упал листок. – Ты

узнал, что означают наши татуировки?

– Может быть, – ушел от ответа император. – Ты вновь

врываешься незванной гостьей. Не буду спрашивать, кто тебя сюда

пропустил, лучше спрошу, знаешь ли ты, чем тебе это грозит?

Сердце замерло не то от страха, не то в предвкушении.

– Чем? – спросила и облизнула пересохшие губы.

Диаронд уловил мое движение, подхватил на руки и осторожно

опустил на кровать, тут же оказавшись надо мной, разместив руки по

обе стороны от моей головы и надежно их зафиксировав в своих

ладонях. Я шумно выдохнула. Стало по-настоящему страшно! Или не

страшно, а желанно? Да что творится с моими гормонами?

– Вам стоит быть поаккуратнее со мной, ваше величество, я ношу

нашего ребенка.

– Я прекрасно об этом помню, – горячо ответил Диаронд прямо

мне в губы, – и только не говори, что сделал тебе больно.

– А если скажу?

Ведь мне действительно больно! В сердце больно, потому что все

это – запретное, невозможное. Так нельзя. У него здесь десять минут

назад была жена, которая зазывала его в эту постель, а я, сюда совсем

не стремившись, оказалась здесь. Вот где справедливость в жизни, а?

– Тогда мне придется загладить вину, – полушепотом ответил

Диаронд и припал к моим губам.

Опять началось это безумие! Его губы – такие желанные и

манящие – на моих, и все мысли улетают, исчезают, оставляя только

чистое наслаждение. Я не могу противиться этим чувствам, охватывающим меня всю, заставляющим меня гореть на костре стыда

и возбуждения, я не могу сдерживать стон, потому что это выше меня.

Мои чувства к нему – запретные, неправильные, невозможные, но

такие сильные, что я всякий раз становлюсь их рабой.

Владыка кладет одну руку на мой затылок, притягивая меня

ближе. С его губ тоже срывается стон, и в этот же момент мою шею

пронзает боль. Я вскрикиваю, и Диаронд будто выпивает с моих губ

эту боль. Мы отстраняемся друг от друга. Оба тяжело дышим. Я

смотрю на него со смесью непонимания и восторга, а он на меня – с

обреченностью.

– Тебе не следовало приходить, – наконец, выдыхает повелитель и

наклоняется ко мне, чтобы прикоснуться лбом к моему. – Так будет

всякий раз, когда мы рядом. Это следует остановить, тебя следует

выдать замуж и сослать в самую далекую провинцию…

Его слова обжигают, ранят. Мне действительно больно! Он только

что так неистово целовал меня, а теперь говорит такие обидные вещи.

Да, я знаю, что все это – неизбежное будущее, но слышать от

мужчины, в руках которого таешь, как он мечтает выдать тебя замуж за

другого и сослать куда подальше… больно. Очень больно.

Я оттолкнула Владыку и подскочила на ноги. Диаронд

перевернулся и быстро поправил слетевшее полотенце… впрочем, если бы там можно было что-то поправить с таким “положением”. Я

смутилась и отвернулась. Найдя взглядом тот самый листок, собиралась его поднять, но он взлетел и переместился Владыке в руки.

– Тебе лучше об этом не знать, – произнес император. – Сначала я

должен понять, что нам с этим делать, а уже потом… Пока просто

держись от меня подальше.

Держаться подальше? То есть до этого я сама стремилась к нему?

От этого действительно становилось ужасно неловко.

– С удовольствием, ваше величество, – выдавила я и подошла к

той самой тайной двери, из которой пришла. Владимур тут же

материализовался, но так, чтобы император его не видел и, соответственно, не гневался. – Проводи меня в покои.

Когда я оказалась у себя, долго думала над тем, что произошло.

Что со мной постоянно происходит в присутствии Владыки? Почему я

так остро на него реагирую? Неужели я в шаге от влюбленности? Вот в

кого нельзя влюбляться, так это в императора! Почему моё глупое

сердце не может выбрать Аравера? Ладно-ладно, как образованный

человек, я понимаю, что дело не в сердце, а в мозге… но почему все

так сложно, а?

– Сегодня лучше лечь пораньше, – сообщила Джудит, войдя в

спальню. – Завтра ведь бал.

Бал, точно! Я уже совсем о нем забыла! А ведь гномихи

подготовили мне такое потрясающее платье… закачаешься!

Раздевшись, я встала у зеркала и взглянула на татуировку. Едва не

вскрикнула. Она изменилась! Линии, еще не сложенные вместе, стали

плавнее, будто пытались соединиться в какой-то узор. Да что все это

значит?!