Краем глаза Робин заметила, что Кинвара обеими руками сжала цепочку своей мещанской сумочки с выполненным стразами изображением лошадиной головы. Воздух в салоне по-прежнему звенел натянутой струной, пока автомобиль, мерно урча, катил по летнему городу.

Адреналин помог Страйку заглушить нарастающую боль в культе. Он постепенно приближался к Джимми и его приспешникам, которых в неуемном желании засветиться перед прессой сдерживала лишь возбужденная толпа, пришедшая в движение с появлением первых знаменитостей в лимузинах. Через мгновение участники ОТПОРа со всех сторон оказались зажаты сплошной людской массой.

Проезжавшие «мерседесы» и «бентли» мерно шуршали шинами, позволяя публике мельком взглянуть на звезд и приближенных к ним лиц. Когда некий комедийный актер соизволил помахать рукой, ответом ему был гром приветствий. Замигали вспышки фотоаппаратов.

Понимая, что более удобного места заполучить не удастся, Джимми начал высвобождать свой самодельный плакат из частокола ног, чтобы взметнуть его вверх.

Какая-то женщина возмущенно вскрикнула, когда Страйк отодвинул ее в сторону. В три прыжка оказавшись у цели, своей здоровенной левой рукой Страйк схватил Джимми за правое запястье, чтобы не дать тому поднять плакат выше пояса, а еще лучше – оставить его где-то внизу, ближе к земле. Кулак Джимми нацелился Страйку в кадык, и по глазам своего противника детектив понял, что его узнали. Еще одна женщина заверещала при виде занесенного кулака.

Страйк увернулся и наступил левой ногой на плакат; древко треснуло, но он смог удержать вес тела на ампутированной ноге, хотя следующий удар Джимми достиг цели.

Сложившись пополам, Страйк врезал противнику прямо в пах. От боли Найт задохнулся и скрючился, повалился на склонившегося Страйка, и оба кубарем покатились по мостовой, расталкивая негодующих граждан. Оказавшись на тротуаре, Страйк заметил, что один из отпоровцев замахнулся ногой и метит ему в голову. Детектив схватил атакующего за ботинок и вывернул ему лодыжку. В нарастающим переполохе женский голос вопил:

– Человека избивают!

Из последних сил удерживая искореженный плакат, Страйк даже не задумывался, кем он выглядит: хулиганом или жертвой. Пытаясь выдернуть плакат из-под чьих-то ног, нещадно топтавших и его самого, Страйк изловчился разорвать картон. Один клок благополучно унесла на «шпильке» женщина, в панике сбежавшая с места потасовки.

Сзади кто-то схватил Страйка за шею и начал душить. Двинув локтем, он угодил в физиономию Джимми; хватка ослабла, но в следующий миг кто-то со всей силы пнул Страйка в живот, а следующий удар пришелся в затылок. Из глаз посыпались искры.

Потом началась какая-то сумятица, раздался свисток, и толпа незамедлительно рассосалась. Страйк чувствовал во рту привкус крови, однако не мог не заметить, что в драке клочья плаката разметало в разные стороны. Цепкие пальцы снова впились Страйку в шею, но тут какая-то сила оттащила Джимми Найта в сторону, и тот мог лишь материться, надрывая глотку. Обессилевшего Страйка схватили под руки и рывком подняли с асфальта. Сопротивляться не было смысла. Без посторонней помощи он вряд ли устоял бы на ногах.

«Мерседес» Чизуэлла свернул с Сент-Джеймс-стрит на Пэлл-Мэлл и направился по Кливленд-роу.

– Что еще такое? – рявкнул Чизуэлл, когда автомобиль замедлил ход и остановился.

Крики впереди отнюдь не отличались восторженностью, какой могли бы ожидать звезды и особы королевской крови. С левой стороны улицы образовалась толчея, поскольку люди шарахались от места драки, где, как могло показаться, схватились стражи порядка и протестующие; туда уже бежали полицейские в форме. Из этого хаоса вывели двух закованных в наручники взъерошенных мужчин в футболках и джинсах: Джимми Найта и какого-то блондинчика с жидкими косицами-дредами. Робин с трудом подавила крик ужаса, когда вслед за этой шпаной двое полицейских поволокли истекающего кровью Страйка. Волнение позади них не утихло, а, наоборот, усилилось. Ограждение раскачивалось из стороны в сторону.

– Тормози, ТОРМОЗИ, кому сказано! – заорал Чизуэлл шоферу, который начал было продвигаться вперед. – Дверь открой. Венеция, открой свою дверь! Тот мужчина! – проорал Чизуэлл оказавшемуся рядом полисмену, который повернулся и замер, как истукан, когда понял, что на него орет сам министр культуры и при этом указывает на Страйка. – Это мой гость, вон тот человек, да-да, отпустите же его, чтоб вас всех!

Оказавшись в непосредственной близости от правительственного автомобиля, от министра со стальным аристократическим голосом, а также от порхающего туда-сюда гравированного пригласительного билета, полисмен беспрекословно повиновался. Этот эпизод прошел почти незамеченным: всеобщее внимание было приковано к ожесточенной схватке полиции с участниками ОТПОРа, к давке и толкотне людей, пытавшихся выбраться из этого замеса.