Я возвращаюсь в Вулстон. Когда подыщу необходимые условия для лошадей, больше здесь не появлюсь. Твои гнусные отпрыски будут счастливы, а ты, Джаспер? Сильно сомневаюсь, но пути назад нет – слишком поздно.

К.

Когда она склонилась над этой запиской, сзади захлопнулась входная дверь. Ахнув, Робин резко обернулась. На пороге стоял Страйк, могучий, небритый, в том же костюме, в котором ездил на прием. Взгляд его был устремлен на фигуру в кресле.

– Я вызвала полицию, – сказала Робин. – Они уже едут.

Страйк осторожно вошел в комнату.

– Мать честная!

Он сразу заметил раздавленный тюбик и переступил через рассыпанные пилюли, чтобы внимательно изучить резиновую трубку и затянутое пленкой лицо.

– Рафф упоминал, что отец в последнее время странно себя ведет, – вспомнила Робин, – но, думаю, он и помыслить не мог…

Страйк не ответил. Он внимательно изучал труп.

– Вчера это у него уже было?

– Что?

– Вот это, – указал пальцем Страйк.

На тыльной стороне ладони Чизуэлла краснела полукруглая метка на фоне огрубевшей, бледной кожи.

– Не помню.

До Робин только теперь стал доходить весь ужас происшедшего, и ей не сразу удалось привести в порядок мысли, нестройные и бессвязные: о том, как Чизуэлл, требуя пропустить Страйка, орал на полицейского, как обозвал Кинвару бестолочью, как сам приказал им со Страйком явиться сегодня с утра по этому адресу. Где уж тут было запомнить красную отметину?

– Хм, – протянул Страйк и кивнул на мобильный в руке у Робин. – Все успела заснять?

Она кивнула.

– Все вот это? – Страйк обвел рукой столик. – И там? – Он ткнул пальцем в сторону рассыпавшихся по ковру пилюль.

– Да. Я виновата. Наступила.

– Как ты попала в дом?

– Дверь была только прикрыта. Я думала, он специально поставил ее на «собачку», – объяснила Робин. – На улице что-то крикнул рабочий, а мне послышалось, это Чизуэлл командует: «Входите». Я ожидала чего угодно…

– Стой здесь, – приказал Страйк и вышел в коридор.

Робин слышала, как он поднимается по лестнице и тяжело шагает по половицам верхнего этажа, но не сомневалась, что там пусто. Это безжизненное строение выглядело зыбким, призрачным карточным домиком; не прошло и пяти минут, как Страйк, отрицательно покачивая головой, вернулся ни с чем.

– Никого.

Затем, пройдя мимо Робин, он вышел из гостиной через другую дверь; услышав его шаги по кафельным плитам, Робин поняла, что там кухня.

– Пусто, – возвращаясь, объявил Страйк.

– А что было вчера вечером? Ты упоминал какой-то непонятный случай.

Она так и не сумела отвлечься от этого смертельно жуткого зрелища, заполонившего собой всю комнату.

– Мне позвонил Билли. Сказал, что его хотят убить… мол, кто-то его преследует. Звонил якобы из таксофонной будки на Трафальгарской площади. Я помчался туда, но только зря время потерял.

– Ох, – выдохнула Робин.

Значит, Шарлотты рядом с ним не было. У Робин отлегло от сердца, хотя обстановка не позволяла расслабиться.

– А это что за фигня? – пробормотал Страйк, глядя куда-то в темный угол.

К стене была прислонена деформированная шпага. Можно было подумать, клинок нарочно гнули, корежили, топтали. Чтобы его осмотреть, Страйк обошел мертвое тело, но тут у дома затормозила полицейская машина, и он остановился.

– Понятное дело: нам придется раскрыть все карты, – проговорил он.

– Конечно, – сказала Робин.

– Только про жучки – ни слова. Зараза… их же найдут у тебя в офисе…

– Не найдут, – бросила Робин. – Я их вчера домой забрала – подумала: вдруг из-за «Сан» мне придется сматывать удочки?

Не успел он выразить свое восхищение таким трезвым расчетом, как раздался стук в дверь.

– Слушай, а ведь мы молодцы – будет, что вспомнить, верно? – с мрачной ухмылкой шепнул он, выходя в прихожую. – И ни одна газетенка не пронюхала!

Дело Чизуэлла, уникальное с самого начала, не отошло на второй план даже после смерти их клиента.