– Кинвара бросалась на папу с молотком, – повторила Иззи, сверля голубыми глазами непонимающего Страйка. – У них вышел крупный скандал из-за… ну, не важно из-за чего, но они находились в конюшне… естественно, дело было дома, в Чизл-Хаусе… Кинвара выхватила из ящика с инструментами молоток и ударила отца по голове. Ей чертовски повезло, что в тот раз она его не убила. Но у него нарушились обонятельные и вкусовые рецепторы. После того случая он перестал различать вкус и запах, сделался не в меру раздражительным, но настоял, чтобы это дело замяли. Отправил ее с глаз долой и объявил, что она лечится от «неврастении». Но в конюшне находилась девушка, подручная конюха, она все видела и рассказала нам. Она же вызвала участкового врача, поскольку у папы было сильнейшее кровотечение. Эта история неизбежно попала бы в газеты, но отец упек свою женушку в психиатрическую клинику и запретил пускать к ней журналистов.

Иззи взялась за чай, но у нее так тряслась рука, что кружку пришлось опустить.

– Она совсем не такая, какой видится мужчинам, – истово заговорила Иззи. – Все они ведутся на маску нимфетки, даже Рафф. «Как можно, Иззи, она же потеряла ребенка…» Слышал бы он хоть четвертую часть того, что она несет у него за спиной, – сразу бы запел по-другому. А что ты скажешь насчет незапертой входной двери? – переключилась на другое Иззи. – Для тебя это не секрет – вы с Венецией именно так и проникли в дом, верно? Чтобы защелкнулся замок, эту дверь нужно с силой захлопнуть. Отец это знал. Будь он в доме один, непременно подергал бы ее, проверил, так ведь? Но если Кинваре на рассвете потребовалось незаметно ускользнуть, она бы легонько затворила дверь, вот и все. Видишь ли, Кинвара – невеликого ума женщина. Она непременно убрала бы все коробочки от амитриптилина, думая, что иначе себя выдаст. Я знаю, полицейские удивляются отсутствию упаковок, но мне-то понятно: они все поголовно склоняются к версии самоубийства. Поэтому я и обратилась к тебе, Корморан. – Иззи слегка подалась вперед в кресле. – Можно воспользоваться твоими услугами? Хочу доверить тебе расследование папиной смерти.

Практически с того момента, когда она подала чай, Страйк предвидел такую просьбу. Естественно, он только приветствовал возможность взяться за это дело – оно преследовало его, как наваждение. Однако клиенты, которые хотят лишь найти подтверждение собственным версиям, обычно причиняют немало хлопот. Он не мог приступить к расследованию с позиций Иззи, но из сочувствия к ее горю смягчил свой отказ.

– Иззи, полицейские не захотят, чтобы я путался у них под ногами.

– Почему мы должны перед ними отчитываться? – с жаром возразила Иззи. – Представим дело так, будто ты расследуешь эти дурацкие случаи незаконного проникновения к нам в сад, о чем без устали твердит Кинвара. Ей, кстати, будет поделом, если мы в кои-то веки серьезно отнесемся к ее словам.

– Твои родные знают о нашей встрече?

– Да, конечно, – так же пылко подтвердила она. – Физзи обеими руками «за».

– Вот как? Она тоже подозревает Кинвару?

– Ну, не совсем, – Иззи немного сникла, – но она согласна на все сто процентов, что папа не мог покончить с собой.

– Кого же она подозревает, если не Кинвару?

– Понимаешь, – Иззи, похоже, растерялась от его настойчивости, – Физз внушила себе безумную мысль о том, что тут как-то замешан Джимми Найт, но это же курам на смех. Во время папиной смерти Джимми сидел за решеткой, но Физз ничего не желает слышать. Мы ведь с тобой видели, как накануне вечером его забирали в полицию, но Физз просто зациклилась! Я у нее спрашиваю: «Откуда Джимми Найт мог узнать, где лежат амитриптилин и гелий?» – а она даже не слушает. И твердит, что Джимми Найт одержим местью…

– Местью за что?

– Как ты сказал? – Иззи забеспокоилась: Страйк мог поручиться, что она его прекрасно расслышала. – А… не важно. Это уже в прошлом.

Схватив заварочный чайник, она бросилась в кухонный отсек, чтобы долить в заварку горячей воды.

– Когда Физз говорит о Джимми, ей изменяет здравый смысл, – заявила Иззи, со стуком опуская чайник на стол. – С юных лет терпеть его не может – мы росли вместе.

Налив себе вторую кружку чая, Иззи порозовела. Страйк промолчал, и она нервно повторила:

– Шантаж никак не связан с папиной смертью. Это уже в прошлом.

– Ты ведь не поставила в известность полицию, да? – спокойно уточнил Страйк.

Наступила пауза. Иззи все сильнее заливалась краской. Она отпила чаю и отрезала:

– Нет.

А потом зачастила:

– Прости, я могу себе представить, как отнесетесь к этому вы с Венецией, но нас в данный момент более всего беспокоит вопрос об уважении к памяти нашего отца. Но всякое уважение будет перечеркнуто, если дело получит огласку. А шантаж может быть связан с папиной смертью лишь в том случае, если имело место доведение до самоубийства, но я же сказала: папа был просто не способен наложить на себя руки – ни по этой причине, ни по какой другой.