Одинокие беззащитные женщины, пользующиеся услугами Страйка, были склонны преувеличивать чувственную составляющую расследования. Конечно, время от времени соблазны случались, но Страйк никогда не спал со своими клиентками. Слишком много значило для него агентство; даже окажись Иззи привлекательной девушкой, он и тогда тщательно следил бы за стерильным профессионализмом их взаимодействия, но ее образ был навсегда отравлен ассоциациями с Шарлоттой.

Страйку и самому не терпелось поскорее свернуть разговор: Лорелея в сапфировом шелковом платье, навевающем мысли о ночной сорочке, выглядела просто забойно, да и тарелки уже ждали, но Иззи впилась в него как клещ. После обсуждения всех вопросов Страйк еще пятнадцать минут тщетно пытался отделаться от клиентки, которая громко и со вкусом хохотала над каждой его фразой, в которой ей чудился хотя бы намек на юмор, так что Лорелея вряд ли осталась в неведении относительно половой принадлежности смешливого абонента на другом конце. Но стоило только Страйку разорвать соединение и начать объяснять Лорелее, что его задержала убитая горем клиентка, как с новостями о Джимми Найте позвонил Барклай. И уже сам по себе факт второго телефонного разговора, пусть и более краткого, серьезно усугубил в глазах Лорелеи первую провинность Страйка.

Это был их первый вечер после того, как Лорелея взяла обратно свое любовное признание. И ее манеры обиженного подранка доказывали неприятное предположение: не имеющая искреннего желания продолжать эти неопределенные отношения, Лорелея, будто бы ослабив хватку и отдалившись, надеялась подвести его к мысли о сильной влюбленности. Потратив на телефонные разговоры более тридцати минут, в течение которых ужин медленно скукоживался в духовке, Страйк уже не надеялся на безмятежный вечер и возобновление романа.

Прими Лорелея его искренние извинения, этот вечер мог бы завершиться в постели. Но в половине второго ночи она в конце концов разрыдалась от смеси самобичевания и самооправдания, а Страйк слишком устал и потерял настрой продолжать, отчего, как он опасался, Лорелея утвердилась во мнении, что настрой уже не вернуть никогда.

Пора завязывать, думал Страйк, невыспавшийся и опустошенный, вставая в шесть утра и стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Лорелею. Решив не завтракать, поскольку дверь на кухню теперь заменяли бряцающие подвески в стиле ретро, Страйк прокрался вверх по лестнице к выходу – и тут показалась Лорелея, заспанная, растрепанная, грустная и весьма соблазнительная в коротком кимоно.

– Даже не попрощаешься?

«Только не реви. Прошу, не реви».

– Ты так мирно спала. Я должен идти, Робин подхватит меня возле…

– А, – отозвалась Лорелея. – Конечно, разве можно заставлять Робин ждать?

– Я позвоню.

На пороге до Страйка донеслось нечто вроде всхлипа, но его заглушили шорохи открываемой двери и щелчок замка.

В запасе оставалась еще уйма времени, так что Страйк заглянул в «Макдональдс», взял яичный «макмаффин» с большим кофе и позавтракал за грязным столом, в компании других жаворонков, залетевших сюда субботним утром. Сидевший к нему спиной парень с гнойником на шее читал «Индепендент», и на первой полосе Страйк успел выхватить глазом заголовок: «Министр спорта разводится». Вытащив телефон, он загуглил: «Уинн муж». На дисплее немедленно запестрели сходные заголовки: «Министр спорта расстается с мужем „по обоюдному согласию“», «Делия Уинн берет паузу в связи с кризисом брака», «Незрячая госпожа министр, куратор Паралимпийских игр, на грани развода».

Крупные издания сообщали эту весть кратко, по-деловому, изредка добавляя пару деталей об успехах Делии в политике и прочих сферах. Газетчики, должно быть, с особой тщательностью обходили молчанием все, что подпадало под судебное предписание. В два укуса Страйк разделался с «макмаффином», закинул в зубы сигарету и похромал на улицу. Там он закурил и решил проверить сайт одного скандально известного блогера.

Последний пост был опубликован всего пару часов назад.

Слыхали о грядущем разводе стремной парочки из Вестминстера, известной своим пристрастием к молоденьким сотрудникам?

Муж вот-вот растеряет всех своих политических приспешников, на которых давно делал ставку, а жена, чтобы заглушить боль расставания, уже нашла себе очередного юного «помощника».

Минут через сорок Страйк, обогнув одинокую фигуру под вывеской в стиле ар-нуво и оставив позади фасад станции метро «Бэронз-Корт», прислонился к почтовой тумбе и продолжил чтение. Уинны состояли в браке свыше тридцати лет. Единственной известной Страйку семейной парой с таким стажем были его тетушка и дядя: те забирали их с сестрой к себе в Корнуолл, когда мать не могла или не хотела с ними возиться.

Чтение прервал знакомый рев мотора. К Страйку подкатил древний «лендровер», перешедший к Робин от родителей. Вид копны золотистых волос разогнал усталость и подступающую депрессию. Внезапно Страйк почувствовал прилив сил.

Открыв дверцу, он забросил вещи в машину; Робин поздоровалась, отметив про себя его помятую физиономию.