– Как она смеет! – кипятилась Физзи. – Как она смеет! Дом завещан не ей, а Принглу. – И далее, без паузы: – Пожалуйста, не обращайте внимания на ее инсинуации в адрес Кристофера, она всего лишь провоцировала Торкса, это такая низость, он буквально вне себя.

– А кто такой Кристофер? – спросила Робин.

– Мм… я, право, не знаю, могу ли это обсуждать, – отвечала Физзи, – но ладно уж, если вы не… разумеется, вы с этим никак не связаны. Кинвара просто злобствует. Она имеет в виду сэра Кристофера Бэрроуклаф-Бернса, старинного друга родителей Торкса. Кристофер – чиновник очень высокого ранга. В Форин-Офисе он руководил стажировкой этого юноши, Маллика.

В запущенной умывальной было холодно. Заперев дверь на задвижку, Робин услышала, как Физзи заспешила обратно в гостиную – не иначе как успокаивать разъяренного мужа. Теперь Робин огляделась: голые каменные стены, покрытые облезлой краской, были испещрены мелкими, темными дырочками, из которых тут и там торчали редкие гвозди. Робин предположила, что это Кинвара отдала распоряжение снять многочисленные плексигласовые рамки, нынче сложенные у двери в туалетную комнату. В этом беспорядочном коллаже пестрели семейные фотографии.

Вытерев руки о пропахшее псиной влажное полотенце, Робин опустилась на корточки, чтобы перебрать фотоснимки. Иззи и Физзи в детстве были почти неразличимы, отчего она не могла бы поручиться, которая из сестер делает колесо на крокетной лужайке или гарцует верхом в каком-то загородном манеже, отплясывает в холле перед рождественской елкой или обнимает молодого Джаспера Чизуэлла на лесном пикнике, куда все мужчины съехались в твидовых брюках и дорогих охотничьих куртках.

Зато узнать Фредди по оттопыренной нижней губе, которую он, в отличие от сестер, унаследовал от отца, не составляло труда. В детстве такой же белобрысый, как его племянница и племянники, он мелькал на фото чаще других: малышом сиял в объектив, приготовишкой в новенькой школьной форме хранил каменное выражение лица, подростком ликовал в заляпанной грязью экипировке регбиста.

Робин помедлила, дойдя до группового снимка юных фехтовальщиков в белой форме, с лампасами из миниатюрных британских флагов. В центре группы, поднимая над головой массивный серебряный кубок, улыбался Фредди. С самого края этой радостно-горделивой шеренги жалась понурая, какая-то запуганная девочка, в которой Робин безошибочно узнала Рианнон Уинн, хотя та была старше и худощавее, чем на фотографии, виденной Робин в руках Герайнта Уинна.

Продолжив перебирать картонные подложки, Робин дошла до последней, на которой держался выцветший кадр многолюдного домашнего праздника.

Снимок был сделан в шатре – по всей вероятности, со сцены. Над толпой колыхались надутые гелием синие воздушные шары, образующие число «18». Собравшихся, которых было не менее сотни, явно попросили смотреть в камеру. Робин вгляделась в это изображение и довольно быстро отыскала Фредди в окружении тесной компании обнявшихся парней и девушек, которые сверкали улыбками или хохотали, раскрыв рты. Прошло не менее минуты, пока Робин нашла ту, которую инстинктивно искала: Рианнон Уинн. Худая, бледная, она стояла без улыбки возле стола с напитками. В тени за ее спиной топтались двое парней, но не в выходных костюмах, а в джинсах и футболках. У одного, эффектного длинноволосого брюнета, на футболке было изображение группы Clash.

Достав мобильный, Робин пересняла и фехтовальную сборную, и эпизоды восемнадцатилетия, аккуратно сложила плексигласовые рамки в прежнем порядке и вышла.

Вначале ей показалось, что в бесшумном холле никого нет. Но потом она заметила Рафаэля, который, сложив руки на груди, прислонялся к небольшому консольному столику.

– Ну что ж, до свидания, – сказала она, идя к выходу.

– Задержись на минутку.

Робин помедлила; оттолкнувшись от столика, Рафаэль подошел к ней:

– Знаешь, я на тебя очень зол.

– Могу себе представить, – спокойно ответила Робин, – но я лишь выполняла работу, для которой меня, собственно, и нанял твой отец.

Он подступил еще ближе и остановился под свисающим с потолка стеклянным фонарем, в котором не хватало половины лампочек.

– Да ты, я вижу, на этом деле собаку съела? Запросто втираешься к людям в доверие?

– Такая работа, – бросила Робин.

– Ты замужем, – отметил он, взглянув на ее безымянный палец.

– Да.

– Мужа зовут Тим?

– Нет… никакого Тима не существует.

– Неужели ты замужем за этим? – быстро проговорил Рафаэль, указывая пальцем куда-то за дверь.

– Нет. Мы просто вместе работаем.

– А сейчас у тебя прорезался исконный говор, – заметил Рафаэль. – Йоркширский.

– Да. – Робин не стала спорить. – Все верно.

Она ждала, что он бросит ей какое-нибудь оскорбление. Черные глаза-маслины обшарили ее лицо; Рафаэль только покачал головой.

– Нравится мне твой голос, но имечко Венеция тебе больше подходит. Наводит на мысли о маскарадных оргиях.