Разгоряченная спором, Флик находилась в том пограничном состоянии между злостью и слезами, в котором, насколько знала Робин, человек может ненароком себя выдать. Чтобы спровадить привередливую покупательницу, она внаглую сказала с ярко выраженным йоркширским акцентом, как и полагалось Бобби:

– Ну дык это, других-то где ж взять?

Дама что-то еще пробормотала, повертев в руках оба клинка, и в итоге ушла без покупки.

– Все путем? – Робин взяла быка за рога.

– Как сказать, – ответила Флик. – Перекур нужен. – Она взглянула на часы. – Если эта припрется, ты ей скажи, что у меня обед, лады?

«Вот черт», – подумала Робин, когда Флик вышла, не оставив ей ни сумки, ни шанса воспользоваться многообещающим пограничным состоянием.

Больше часа Робин управлялась в магазине одна; от голода у нее уже подводило живот. Пару раз на нее бросал неопределенные взгляды Эдди из противоположной палатки с музыкальными дисками, но ни в чем другом его интерес к ее деятельности не проявился. Улучив момент, когда покупателей не было, Робин нырнула в подсобку, чтобы проверить, нет ли там чего-нибудь на зуб. Съедобного на полках не оказалось.

Без десяти час вернулась Флик в сопровождении смуглого, в обтягивающей синей футболке красавца криминальной наружности. Он окинул Робин жестким и высокомерным взглядом отъявленного сердцееда, одновременно оценивающим и презрительно указывающим на то, что она, быть может, и недурна собой, но должна еще себя проявить, чтобы удостоиться его внимания. По опыту Робин, эта стратегия срабатывала с девушками, которые протирают юбки в офисах. С нею же – ни разу.

– Прости, что задержалась, – сказала Флик, явно не стряхнувшая мрачного расположения духа. – Залетай, Джимми. Джимми, это Бобби.

– Очень приятно. – Джимми подал руку.

Робин пожала протянутую ладонь.

– Ты сходи-ка, – предложила Флик, – купи себе чего-нибудь пожевать.

– Вот спасибо, – ответила Робин. – Самое времечко.

Джимми с Флик выжидали, пока Робин делала вид, будто проверяет у себя в сумке наличные: она присела, укрывшись за прилавком, включила мобильник на запись и осторожно задвинула его вглубь темного стеллажа.

– Я мигом, – бодро сказала она и вышла на рынок.

С жужжанием вспарывая потоки загазованного вечернего воздуха между двумя распахнутыми окнами, из кабинета Страйка в приемную и обратно зигзагами носилась оса. Барклай отмахивался от нее картонкой меню, которую доставили вместе с обильным ужином из китайского ресторана. Робин открыла и расставила пластиковые контейнеры с едой. Страйк следил за чайником и пытался найти у себя в хозяйстве третью вилку.

Почти час назад, когда Робин позвонила Мэтью с Черинг-Кросс-роуд и сказала, что, видимо, задержится, так как ей надо еще встретиться со Страйком и Барклаем, муж проявил удивительную сговорчивость.

– Надо – значит надо, – ответил он. – Том как раз зовет поесть карри. Увидимся дома.

– Как прошел день? – быстро спросила Робин, пока Мэтью не повесил трубку. – Та контора в…

Название района вылетело у нее из головы.

– В Барнете^[43], – подсказал он. – Фирма – разработчик игр. Все хорошо, ага. Как у тебя?

– Нормально, – ответила Робин.

После многочисленных перепалок из-за ее работы по делу Чизуэлла муж утратил всякий интерес к ее занятиям, и Робин уже не видела смысла рассказывать, где она была, кого изображала и что происходило. Они распрощались; Робин шла дальше в потоке туристов и пятничных выпивох, а сама думала, что со стороны этот обмен репликами можно было принять за разговор соседей или неблизких знакомых.

– Пива? – предложил Страйк, кивая на упаковку из четырех банок «Теннентс».

– Да, пожалуй, – ответила Робин.

На ней было все то же короткое черное платье и сапоги на шнуровке, но она уже стянула мелованные волосы в хвост, сняла темные линзы и смыла слой штукатурки. При взгляде на лицо Страйка, освещенное пятном заходящего солнца, ей показалось, что он нездоров. Морщины у рта и на лбу обозначились резче – морщины, как она подозревала, пропаханные ежедневной нестерпимой болью. Подходя к ее рабочему столу и протягивая ей пиво, он даже двигался как-то странно: разворачивался всем корпусом и пытался скрыть хромоту.

– Что сегодня делал? – спросила она Страйка, пока Барклай наваливал себе еду.

– Пас Герайнта Уинна. Он обосновался в дешевой гостиничке, минутах в пяти от супружеского гнезда. Я шел за ним до центра города и обратно в Бермондси.

– Это рискованно, – встрепенулась Робин. – Он же знает тебя в лицо.

– Мы все втроем могли бы увязаться за ним по пятам – и то он бы не заметил. С нашей последней встречи потерял в весе не менее пяти кило.

– И чем он занимался?

– Перекусил рядом с палатой общин, в «Селлариуме». Кафе без окон, смахивает на склеп.

– Веселенькое место, – отметил Барклай, устраиваясь на диване из искусственной кожи и принимаясь за свиные шарики в кисло-сладком соусе.