– Никто мне не поверит, – в отчаянии говорила Делия, – но я же ничего не знала, не имела представления. Из-за подготовки к Паралимпиаде пропустила четыре последних заседания правления. Герайнт открыл мне правду лишь после того, как Чизуэлл пригрозил отдать его на растерзание прессе. Но даже тогда он твердил, что это бухгалтерская ошибка, уверял меня, что все остальное – домыслы. Клялся могилой матери.

Она машинально крутила на пальце обручальное кольцо.

– Надеюсь, ваша несчастная напарница добралась и до Элспет Лейси-Кертис?

– Боюсь, что да, – солгал Страйк, рассудив, что игра уже сделана. – Неужели Герайнт отрицал и это?

– Если он своими разговорами смущал девочек, то ему, дескать, крайне неприятно, но он клялся, что ничего скабрезного себе не позволял, ни к одной не притронулся, просто отпустил одну-две рискованные шутки. Но в такой среде, – с яростью продолжала Делия, – мужчина должен думать головой, отпуская шутки в обществе пятнадцатилетних девочек!

Наклонившись вперед, Страйк подхватил бокал Делии, грозивший вот-вот опрокинуться вслед за первым.

– Что вы делаете?

– Переставляю ваш бокал на стол, – объяснил Страйк.

– Вот оно что, – сказала Делия. – Благодарю. – С большим усилием сдерживаясь, она продолжала: – На том мероприятии моим представителем был Герайнт, а значит, дальше история будет развиваться заведенным порядком: газеты всю вину переложат на меня – якобы это мой грех от начала до конца! Потому что преступления мужчин в конечном итоге приписываются нам, женщинам, вы согласны, мистер Страйк? Главная ответственность всегда возлагается на женщину: она должна была помешать, она должна была выступить, она должна была предвидеть. Ваши провинности – на поверку наши, так ведь? Потому что главное предназначение женщины – оберегать семью и нет в этом мире более презренного существа, чем нерадивая мать.

Тяжело дыша, она сжала виски дрожащими пальцами. За тюлевыми занавесками густо-синий мрак балдахином нависал над багровым закатом, в комнате становилось темнее, и черты Рианнон Уинн постепенно растворялись вместе с последними проблесками света. В скором времени на месте портрета обещала остаться только улыбка, обозначенная громоздкими брекетами.

– Поставьте вино рядом со мной, будьте добры.

Страйк выполнил эту просьбу. Делия залпом осушила почти весь бокал и, не выпуская его из рук, с горечью заговорила:

– У многих сложились самые нелепые представления о незрячей женщине. Особенно тяжело приходится в молодости, когда твоя интимная сфера вызывает жгучее, похотливое любопытство. Именно к ней прежде всего и обращаются мужские мысли. Вероятно, вы тоже сталкивались с чем-то подобным из-за своей ноги?

Страйк поймал себя на том, что в устах Делии упоминание об инвалидности ничуть его не коробит.

– Ну да, изредка бывало, – признал он. – Был у меня знакомый, бывший одноклассник. Сто лет его не видел. Так вот, впервые после ампутации приезжаю я в Корнуолл и встречаю этого типа. После пятой пинты он спрашивает: а скажи, мол, в какой момент ты предупреждаешь телку, что вместе со штанами снимешь ногу? Считал себя записным остряком.

Делия слабо улыбнулась:

– Некоторым даже в голову не приходит, что на такие шутки имеем право только мы сами. Но вы мужчина, для вас, очевидно, дело обстоит иначе… По общему мнению, если физически здоровая женщина заботится о мужчине с физическими недостатками – это в порядке вещей. Герайнт заботился обо мне годами. Окружающие поговаривали, что он со странностями, поскольку взял себе в жены незрячую. Может быть, я и пыталась это компенсировать. Мне хотелось, чтобы у него было положение, заметная роль, но, оглядываясь назад, я понимаю, что нам обоим было бы лучше, займись он делами, никак не связанными со мной.

Страйку показалось, что она слегка захмелела. Как видно, не обедала. У него возникло неуместное желание проверить ее холодильник.

Сидя рядом с этой впечатляющей и такой уязвимой женщиной, Страйк понимал, чем она привлекла Аамира как с профессиональной, так и с личной точки зрения, не прилагая к этому никаких усилий.

– Все считают, что я вышла за Герайнта потому, что других охотников на меня не нашлось, но это большое заблуждение. – Делия приосанилась. – У нас в школе учился один парень, который сходил по мне с ума и в девятнадцать лет стал звать меня замуж. Так что выбор у меня был, и я выбрала Герайнта. Не потому, что мне требовался опекун, и не потому, что мною двигало, как любят говорить журналисты, безграничное тщеславие, которое предполагало статус замужней женщины.

Страйк вспомнил, как следил за мужем Делии и что увидел, зайдя вслед за ним на лестничную клетку какого-то дома у Кингз-Кросса. Вспомнил он – со слов Робин – и пошлости, которые позволял себе Герайнт на работе. Но все, что поведала ему Делия, звучало вполне правдоподобно. Жизнь показывала, что самая великая, самая беззаветная любовь достается самым недостойным людишкам, и это, конечно, должно было бы служить утешением для всех.

– Вы женаты, мистер Страйк?

– Нет, – ответил он.