– С моей точки зрения, брак – это почти всегда непостижимое таинство, даже для тех, кого он объединил. Мне потребовались… все эти беды, чтобы понять невозможность такого существования. Не знаю точно, когда я разлюбила Герайнта, но после смерти Рианнон мне в какой-то момент открылось, что так продолжаться больше не может… – у нее дрогнул голос, – что брак от нас ускользает. – Она сглотнула. – Налейте мне, пожалуйста, еще бокал вина.

Страйк так и сделал. В гостиной уже стало темно. Музыка опять сменилась, в этот раз на меланхолический скрипичный концерт – хоть что-то подходящее к случаю, подумал Страйк. Вначале Делия не желала с ним разговаривать, а теперь, судя по всему, не хотела, чтобы разговор закончился.

– Почему ваш муж так ненавидел Джаспера Чизуэлла? – негромко спросил Страйк. – Из-за ваших с Чизуэллом политических разногласий или же?..

– Нет-нет, – устало проговорила Делия. – Только из-за того, что Герайнту всегда нужен козел отпущения, чтобы взвалить на него вину за собственные невзгоды.

Страйк выжидал, но Делия лишь молча потягивала вино.

– Какие именно?

– Не важно. – У нее окреп голос. – Не важно. Это не играет никакой роли.

Но через несколько секунд, после очередного глотка вина, Делия продолжила:

– На самом деле Рианнон не хотела заниматься фехтованием. Как и большинству девочек, ей хотелось кататься на пони, но у нас – ни у Герайнта, ни у меня – в роду лошадей не держали. Мы не знали, с какой стороны к ним подойти. Оглядываясь назад, я начинаю думать, что это не должно было стать препятствием, но мы с головой ушли в дела и не видели практического смысла заводить лошадей, так что отдали мы ее на фехтование, и она добилась значительных успехов… Теперь можно считать, что я ответила на ваши вопросы, мистер Страйк? – с хрипотцой спросила она. – Вы обещаете найти Аамира?

– Постараюсь, – ответил он. – Дайте мне, пожалуйста, его номер телефона. И ваш заодно, чтобы я мог держать вас в курсе дела.

Оба номера Делия назвала по памяти. Страйк занес их в блокнот и встал.

– Вы мне очень помогли, миссис Уинн. Благодарю вас.

– Это меня тревожит. – У нее между бровей пролегла тонкая складочка. – Я далеко не уверена, что собиралась вам помогать.

– Вы?..

– В полном порядке, – с преувеличенной четкостью заявила Делия. – Значит, вы позвоните, когда найдете Аамира?

– Если я не найду его в самое ближайшее время, то позвоню вам с отчетом ровно через неделю, – пообещал Страйк. – А… сегодня вечером кто-нибудь придет или?..

– Я вижу, вы не так зачерствели, как предполагает ваша репутация, – сказала Делия. – За меня не беспокойтесь. Скоро зайдет соседка, которая выгуливает Гвинн. Она же проверит газ и все прочее.

– В таком случае не провожайте. Доброй ночи.

Когда он пошел к выходу, почти белая собака подняла голову и втянула ноздрями воздух. Делия, чуть пьяная, осталась сидеть в темноте, без друзей и родных, только с портретом покойной дочери, которую никогда не видела.

Закрывая за собой парадную дверь, Страйк безуспешно пытался вспомнить, когда в последний раз чувствовал такую странную смесь восхищения, сочувствия и подозрений.

Мэтью, который якобы уезжал только до полудня, все еще не вернулся. Зато он прислал два сообщения. Первое – в три часа дня.

У Тома проблемы на работе, хочет обсудить. Сейчас идем в паб (я – ничего, кроме кока-колы.). Как вырвусь, сразу приеду.

Второе – в семь вечера:

Прости, он надрался, не могу бросить. Посажу его в такси и приеду. Надеюсь, ты поела. Люблю, целую.

Не разблокировав определитель своего номера, Робин позвонила Тому на мобильный. Он ответил сразу. В трубке не было слышно характерных шумов паба.

– Я слушаю, – настороженно ответил Том, по голосу – трезвый как стекло. – Кто это?

Робин разорвала соединение.

В холле ждали два упакованных чемодана. Робин уже позвонила Ванессе и спросила, можно ли будет пару раз переночевать у нее на диване, поскольку ей сейчас некуда податься. Робин показалось странным, что Ванесса почти не удивилась такой просьбе, но и не стала рассыпаться в сожалениях.

Сидя в гостиной, Робин смотрела, как за окном сгущается мгла, и спрашивала себя: неужели у нее так и не открылись бы глаза, не найди она ту сережку? В последнее время она благодарила судьбу всякий раз, когда оказывалась дома одна, могла расслабиться и ничего не скрывать: ни свою работу по делу Чизуэлла, ни панические атаки – в другое время их полагалось сносить без шума и суеты, скорчившись на полу в ванной.