– Если бы не изнасилование, мы бы разбежались давным-давно!

– Тебя этому научили на реабилитации? Сочинять сказки о прошлом, выгораживать себя?

– Меня научили говорить правду! – отрезала Робин, теряя терпение. – И знаешь, что еще правда: мои чувства к тебе стали угасать задолго до изнасилования! Тебя вообще не интересовало, что происходит в моей жизни: ни моя учеба, ни новые друзья. Ты хотел знать только одно: не клеится ли ко мне какой-нибудь парень. Но после случившегося ты проявил такую доброту, такую нежность… мне казалось, что надежнее тебя нет никого, что только тебе и можно доверять. Поэтому я осталась. Если бы не та история, мы б уже давно разбежались.

Они услышали, как к дому подъехала машина. Робин проскользнула было в коридор, но Мэтт снова преградил ей путь:

– Даже не думай. Так легко ты от меня не отделаешься. Говоришь, осталась, потому что я был «надежным»? Чушь собачья. Ты меня любила.

– Я думала, что люблю, – ответила Робин, – но теперь вижу, что это была иллюзия. Не стой на дороге. Я ухожу.

Она попыталась пройти мимо Мэтта к выходу, но тот в очередной раз загородил собой дверь.

– Нет, – сказал он и сделал шаг вперед, оттесняя Робин в гостиную. – Никуда ты не пойдешь. Нам необходимо поговорить прямо сейчас.

Водитель такси уже звонил в дверь.

– Иду! – крикнула Робин, но Мэтт прорычал:

– В этот раз сбежать не получится, ты останешься и прекратишь истерику…

– Нет! – во весь голос крикнула Робин, будто отдавая команду псу. Она приросла к месту, больше не желая отступать ни на шаг, хотя Мэтт стоял так близко, что дышал ей в лицо, и она, внезапно вспомнив Герайнта Уинна, брезгливо содрогнулась. – Отойди от меня. Сейчас же!

И, как послушный пес, привыкший подчиняться не слову, а голосу, Мэтт попятился. Он разозлился, но еще и струхнул.

– Все, – сказала Робин. Она была на грани срыва, но крепилась, и каждый отвоеванный миг добавлял ей мужества, позволяя не сдаваться. – Я ухожу. Попробуешь меня остановить – мало не покажется. Я дралась с мужиками куда крупнее и страшнее тебя, Мэтью. И бросалась на нож.

Видя, насколько потемнел его взгляд, она вдруг вспомнила, как на свадьбе ее брат Мартин съездил Мэтту по физиономии. Будь что будет, с мрачным возбуждением подумала она и поклялась себе, что врежет еще сильнее, чем Мартин. А если придется, то и нос сломает.

– Прошу тебя, – выдавил он и внезапно сник. – Робин…

– Меня можно остановить только силой, но знай: поднимешь на меня руку – я тебя засужу. Вряд ли это украсит твою карьеру, как думаешь?

Еще несколько мгновений она пристально смотрела ему в лицо, затем шагнула навстречу и сжала кулаки, готовая дать отпор, но Мэтью отступил в сторону.

– Робин, – хрипло повторил он. – Подожди. Я серьезно, не торопись, ты сказала, нам нужно многое обсудить…

– Адвокаты обсудят, – бросила она, распахивая дверь.

Ночной воздух встретил ее благодатной прохладой.

Водителем «воксхолла-корса» оказалась коренастая крепышка. При виде чемоданов она вылезла из машины, чтобы закинуть их в багажник. Мэтью, вышедший из дома вслед за Робин, стоял у порога. Когда Робин садилась в такси, он ее окликнул; не в силах больше сдерживаться, она дала волю слезам и, не оборачиваясь, хлопнула дверцей.

– Прошу вас, поезжайте, – сдавленно произнесла она, когда Мэтью спустился по ступеням и наклонился к окну машины.

– Черт, я все еще люблю тебя!

Автомобиль тронулся по мощенной булыжником Олбери-стрит, мимо украшенных лепниной старых домиков мореплавателей и корабельщиков, где Робин так и не прижилась. Перед поворотом у нее не осталось сомнений: стоит только оглянуться, как она увидит Мэтью, провожающего взглядом ее такси. В зеркале заднего вида она встретилась глазами с таксисткой.

– Простите, – не к месту выговорила Робин и, удивленная своим раболепием, добавила: – Я просто… только что рассталась с мужем.

– Неужто? – переспросила женщина, включая поворотник. – Я-то сама уж два раза ноги уносила. Лиха беда начало.

Робин попробовала рассмеяться, но вместо этого шумно всхлипнула, а на перекрестке, близ бара, над которым красовалась каменная статуя лебедя, расплакалась всерьез.

– Вот, возьмите, – мягко произнесла таксистка, передавая назад целлофановую пачку бумажных салфеток.

– Спасибо, – сквозь слезы выдавила Робин, достала салфетку и промокала ею усталые, воспаленные глаза, пока белый прямоугольник не впитал в себя влагу и остатки густо нанесенной косметики, превращавшей Робин в Бобби Канлифф.

Пытаясь избежать сочувственного водительского взгляда в зеркале, Робин потупилась и уставилась на колени. На целлофановой обертке салфеток был напечатан незнакомый американский логотип: «Dr. Blanc».