– Точно, – признал он и поднял бутылку, словно провозглашая тост за сестру. – Да, приезжала, честь ей и хвала. Миляга Торкс пару раз прошелся насчет того, что в душе за упавшим мылом лучше не нагибаться. Я предположил, – с жесткой улыбкой продолжал Рафаэль, – что в этом вопросе он большой специалист, недаром же его старинный дружок Кристофер у себя в офисе имеет привычку совать ладонь парням между ног. Выходит, если за этим делом застукали старого волосатого уголовника, это в наше время серьезное преступление, а если образованного государственного мужа – то безобидная шалость.

Он мельком взглянул на Робин:

– Надеюсь, тебе понятно, за что отец гнобил этого несчастного Аамира?

Робин только кивнула.

– И Кинвара узрела в этом мотив убийства. – Рафаэль вытаращил глаза. – Домыслы, чистейшей воды домыслы… каждый гнет свою линию. Кинвара считает, что отца убил Аамир – за то, что отец нанес ему прилюдное оскорбление. Слышала бы ты, какие оскорбления папаша под конец своей жизни бросал Кинваре. Физзи твердит, что это вполне мог сделать Джимми Найт, разозлившись из-за денег. А сама постоянно злится, что фамильные денежки уплыли меж пальцев, но прямо сказать об этом не решается, чтобы не прогневать своего полоумного муженька, по чьей милости так случилось. Иззи считает, что убийца – Кинвара, которая ощущала себя нелюбимой, ненужной, отвергнутой. Но самой Иззи не перепало от отца ни слова благодарности – а что бы он без нее делал? Когда она сказала, что увольняется, он и бровью не повел. Улавливаешь картину? А вслух признать, что у каждого хоть раз чесались руки его прикончить, – кишка тонка. Теперь его нет в живых, и они переводят стрелки друг на друга. Именно поэтому, – продолжал Рафаэль, – никто не заикается насчет Герайнта Уинна. Он находится под двойной защитой, потому что со святым Фредди у него были свои счеты. А между тем каждому бросается в глаза, что как раз у него-то и был реальный мотив, но нам развязывать языки не положено.

– Давай. – Робин держала наготове ручку. – Развяжи язык.

– Нет, забудь, – бросил Рафаэль. – Это я случайно…

– Мне кажется, ты ничего не говоришь случайно, Рафф. Так что не надо.

Он засмеялся:

– Просто я стараюсь не пудрить мозги тем, кто этого не заслуживает. Это часть моего грандиозного искупительного плана.

– И кто же этого не заслуживает?

– Франческа, та девочка… ну, ты знаешь… из галереи. Она мне и рассказала. А сама узнала от старшей сестры, Верити.

– Верити, – повторила Робин.

Измотанная бессонницей, она пыталась сообразить, где слышала это имя. Чем-то сходное с «Венецией»… И в конце концов ее осенило.

– Постой-ка, – нахмурилась она, стараясь не потерять мысль. – Некая Верити входила в молодежную сборную по фехтованию в одно время с Фредди и Рианнон Уинн.

– Буквально, – подтвердил Рафаэль.

– Все вы друг друга знаете, – устало выговорила Робин, невольно повторяя мысль Страйка, и опять принялась записывать.

– Ну, в этом преимущество системы привилегированных школ, – сказал Рафаэль. – В Лондоне, при наличии денег, ты вращаешься в одном и том же кругу из трехсот человек, куда бы тебя ни занесло… Так вот, когда я впервые появился в галерее Драммонда, Франческа не могла усидеть на месте: ей не терпелось мне сообщить, что ее старшая сестра когда-то встречалась с Фредди… Видимо, малышка решила, что из-за этого мы самой судьбой предназначены друг для друга. Но стоило ей узнать, что в моих глазах Фредди – порядочное дерьмо, как она сменила курс и рассказала мне гнусную историю. Выходило, что на дне рождения Фредди кое-кому из ребят, включая Верити, пришло в голову наказать Рианнон, которая посмела заменить Верити в сборной по фехтованию. Тем более что в их глазах она всегда была… ну, не знаю… простушкой? валлийкой?.. и они принялись ее спаивать. Известная забава. Процветает в общежитиях, если ты не знаешь. Но девочка плохо реагировала на чистую водку… а может, с их точки зрения, реагировала прекрасно. Короче, они отщелкали множество пикантных фотографий и стали обмениваться ими между собой – дело было на заре интернета. Думаю, в наше время за первые сутки у них было бы полмиллиона просмотров, но над Рианнон всласть поизмывались только фехтовальщики в полном составе, да еще дружки Фредди. Как бы то ни было, – заключил Рафаэль, – примерно через месяц Рианнон покончила с собой.

– Боже мой, – шепнула Робин.

– Так вот, – продолжил Рафаэль. – Когда крошка Фрэнни поведала мне эту историю, я решил расспросить Иззи. Она ужасно расстроилась, велела мне никогда, ни под каким видом не повторять этот рассказ, но отрицать не стала. Твердила, что «никто не лишает себя жизни из-за глупой шутки на дне рождения», что я не должен очернять Фредди, что папа этого не переживет… Ну, мертвые сраму не имут, так говорится? А я лично считаю – давно пора кому-нибудь помочиться на вечный огонь Фредди. Не родись этот гад Чизлом, по нему бы колония для малолетних преступников плакала. Но ты, наверное, хочешь сказать: «Кто бы говорил…»

– Нет, – мягко возразила Робин. – Я хотела сказать совсем другое.

Его задиристое лицо угасло. Он посмотрел на часы.

– Мне пора. К девяти меня ждут в другом месте.