– Ох… прости, – сказала Иззи, пристыженная его тоном. – Я… я не любопытствовала… просто там оказался Родди Форбс – он и засек вас вместе.

Если этот Родди Форбс, о котором он впервые слышал, разносит по Лондону слух, будто Страйк, воспользовавшись отъездом Джейго Росса в Нью-Йорк, пригласил на обед свою бывшую невесту, ныне глубоко беременную, таблоиды наверняка за это уцепятся, поскольку сумасбродная красавица-аристократка Шарлотта с шестнадцати лет вносила перчинку в светскую хронику: о ее многочисленных выходках и злоключениях, как то: побег из частной школы или пребывание в реабилитационных и психиатрических клиниках, не писал только ленивый. Возможно даже, что Паттерсона нанял не кто иной, как сам Джейго Росс, который определенно мог себе это позволить. А если побочным эффектом слежки за его женой станет крах бизнеса Страйка, Росс будет только потирать руки.

Не выходя из машины, Робин, заметила, как Страйк с перекинутым через плечо вещмешком появился на тротуаре, и подумала, что таким злым еще никогда его не видела. Он закурил, огляделся, наткнулся взглядом на «лендровер» в конце череды припаркованных автомобилей и без улыбки похромал в ту сторону. Робин, у которой настроение было хуже некуда, могла только предположить, что из-за больной ноги и явно тяжелого груза ему трудно далась затяжная поездка до Уэмбли.

Сама Робин бодрствовала с четырех утра: она лежала, несчастная, скорчившаяся, на узком жестком диване Ванессы, думая о своем будущем и о телефонном скандале с матерью. Когда Мэтью, не зная, куда кидаться, позвонил ее родителям в Мэссем, Линда не только потеряла голову от беспокойства, но и страшно рассердилась, что дочь не посвятила ее в суть происходящего.

– Где ты ночевала? У Страйка?

– Естественно, я ночевала не у Страйка, с какой стати мне?..

– Тогда где?

– В одном знакомом доме.

– В каком? Почему нас не предупредила? Что ты задумала? Я еду к тебе в Лондон!

– Пожалуйста, не надо, – сжав зубы, процедила Робин.

На ней тяжким грузом лежала вина за родительские траты на ее свадьбу и за предстоящие объяснения матери и отца с родными и знакомыми по поводу недолговечности этого брака, но хуже всего была перспектива бесконечных материнских нотаций и жалостливых утешений. Меньше всего ей сейчас хотелось возвращаться, следуя совету матери, в Йоркшир, чтобы кутаться в одеяло на своей кровати – свидетельнице худших времен в ее жизни.

После двух дней хождения по теснящимся друг подле друга домишкам в поисках жилья Робин внесла залог за угол в комнатенке на шестерых в Килберне и получила разрешение въехать на следующей неделе. Каждый раз, когда она вспоминала это место, ей становилось дурно от переживаний и тревог. В свои двадцать восемь лет она готовилась к роли самой старой из жильцов.

Чтобы приободрить Страйка, Робин вышла из машины и предложила взять у него вещмешок, но босс прокряхтел, что справится сам. Когда брезентовый тюк ударился о днище «лендровера», она услышала громкий лязг металлических инструментов и нервно содрогнулась.

У Страйка, который окинул Робин беглым оценивающим взглядом, усилились худшие подозрения. Бледная, с черными кругами под глазами, она выглядела опухшей и изможденной одновременно, а еще вроде бы похудела за те несколько дней, что он ее не видел. Жену одного его армейского друга, Грэма Хардэйкра, из-за неудержимой рвоты положили в больницу на раннем сроке беременности. Возможно, одна из «важных встреч» Робин была посвящена решению той же проблемы.

– У тебя все нормально? – пристегивая ремень безопасности, грубовато спросил Страйк.

– Все хорошо, – в сотый раз ответила она, приняв его жесткость за раздражение по поводу долгой поездки в метро.

Из Лондона они выезжали молча. Когда автомобиль наконец-то свернул на трассу M40, Страйк сказал:

– Паттерсон тут как тут. Сегодня утром следил за офисом.

– Да что ты?!

– У твоего дома никто не отирался?

– Насколько мне известно, нет, – сказала Робин после секундного замешательства.

Не о том ли хотел предупредить Мэтью, когда разыскивал ее в Мэссеме?

– Утром выехала без проблем?

– Да, – почти честно ответила Робин.

После разрыва с Мэтью она не переставая думала, как бы сообщить Страйку о крахе своего замужества, но пока не нашла таких слов, которые можно произнести без тени волнения. Это выбивало ее из колеи. Что тут сложного? – спрашивала она себя. Страйк ведь друг и коллега, он был с ней, когда она отменила свадьбу; он знал, что Мэтью изменял ей с Сарой. Казалось бы, открыться можно между делом, в разговоре, как она и поступила при встрече с Рафаэлем.

Но здесь имелась одна загвоздка: в тех редких случаях, когда они со Страйком делились откровениями о личной жизни, один из них всегда бывал не вполне трезв. В остальное время оба сохраняли глубокую сдержанность, несмотря на параноидальное убеждение Мэтью, что на работе они только и делают, что предаются разврату.