– …вы негодяй, мистер Уинн, негодяй и расхититель, запускающий лапу в благотворительный фонд, но теперь я вывела вас на чистую воду, а еще я не премину сообщить миру, что на фоне портретов своей покойной дочери вы лапаете молодых женщин…

– Как ты смеешь! – задохнулся Уинн. – Это неслыханно… как ты смеешь оскорблять память Рианнон… я этого так не оставлю, и семья Сэмюеля Мурапе…

– Да пошел ты со своими угрозами! – взорвалась Робин. – Извращенец, вор!..

– Если у вас заготовлены еще какие-нибудь соображения, мистер Уинн, рекомендую изложить их в письменном виде! – прокричал в трубку Страйк, пока Робин, плохо понимая, что делает, продолжала клеймить Герайнта.

Прервав разговор движением пальца, Страйк схватил руль, поскольку Робин всплескивала руками и жестикулировала.

– Да твою мать, съезжай с дороги! – приказал он. – Давай на обочину!

Робин на автомате выполнила это распоряжение. Адреналин дезориентировал ее не хуже алкоголя, и, когда «лендровер» резко остановился, она рывком освободилась от ремня безопасности и выскочила на утрамбованную землю. Мимо со свистом пролетали автомобили. Плохо соображая, что делает, Робин неверным шагом, со слезами ярости поспешила прочь от «лендровера» и от подступающего психоза: ведь она только что безвозвратно испортила отношения с человеком, который, вероятно, еще мог ей пригодиться, который в открытую грозил отомстить, который, вполне возможно, и нанял Паттерсона…

– Робин!

Теперь, подумала она, Страйк тоже сочтет ее скандалисткой, конченой психопаткой, какую вообще нельзя подпускать к такого рода делам, – вот, пустилась наутек, когда запахло жареным. Резко обернувшись к боссу, ковыляющему за ней по обочине, она небрежно вытерла лицо рукавом и сказала, пока он не начал ее отчитывать:

– Я знаю, до этого нельзя опускаться, я знаю, что провалила все дело, извини.

Но его ответ был заглушен звоном у нее в ушах, и Робин охватила паника, будто только и ожидавшая, чтобы она остановилась. Пошатнувшись от головокружения, не в силах упорядочить свои мысли, она рухнула на обочину; сухая щетина травы впивалась в кожу сквозь джинсы, а Робин с закрытыми глазами обхватила голову и пыталась дышать ровнее, чтобы прийти в норму; мимо по-прежнему неслись автомобили.

Сколько минуло времени, она не поняла: то ли одна минута, то ли десять, но пульс наконец-то замедлился, мысли стали приходить в порядок, и паника начала отступать. Робин всегда делала вид, будто контролирует свое поведение, но теперь все покатилось к чертям.

До нее донесся запах сигаретного дыма. Открыв глаза, она увидела справа от себя ботинки Страйка. Он тоже сидел на земле.

– Давно у тебя панические атаки? – как ни в чем не бывало спросил он.

Похоже, утаивать не имело смысла.

– С год, – выдавила она.

– За консультацией обращалась?

– Да, какое-то время даже лечилась. Теперь делаю упражнения когнитивно-поведенческой терапии.

– Точно делаешь? – мягко спросил Страйк. – Просто я неделю назад купил вегетарианский бекон, но он не ведет к снижению веса, поскольку тухнет себе в холодильнике.

Робин засмеялась и не могла остановиться. Из глаз опять полились слезы. Страйк наблюдал за ней без осуждения, покуривая сигарету.

– От случая к случаю, – призналась Робин, кое-как промокая лицо.

– Не хочешь ничего мне рассказать, коль скоро мы влезли в эту тему? – спросил Страйк.

Он чувствовал, что лучше услышать самое плохое сейчас, прежде чем давать советы насчет ее душевного состояния, но Робин, похоже, растерялась.

– Какие-нибудь другие проблемы со здоровьем, которые могут повлиять на твою работоспособность? – подсказал он.

– Например?

Страйк задумался, не будет ли заданный в лоб вопрос нарушением трудового права.

– Я подумал, – сказал он, – что ты, вероятно, э-э, беременна.

Робин засмеялась:

– О господи, что за нелепость!

– Ну так как?

– Нет, – покачав головой, сказала она, – я не беременна.

Страйк вдруг заметил, что на руке у нее нет колец – ни обручального, ни помолвочного. Он так привык, что Робин обходится без них, выступая в роли какой-нибудь Венеции Холл или Бобби Канлифф, что ему и в голову не пришло искать объяснение этому факту, и тем не менее он не хотел спрашивать напрямую, чтобы не нарушать корпоративную этику.

– Мы с Мэтью разбежались. – Робин хмуро смотрела на проезжающий мимо транспорт, силясь не заплакать. – Неделю назад.

– Фу черт! – вырвалось у Страйка. – Извини.

Но его озабоченное лицо совершенно не отражало истинных чувств. Мрачность его развеялась настолько быстро, что это слегка смахивало на переход от трезвости к приятному хмельку после третьей пинты пива. Запахи резины, пыли и жухлой травы вернули его на автомобильную стоянку, где случился нечаянный поцелуй, и Страйк опять затянулся сигаретой, чтобы только не выдать себя с головой.