– Помнишь, я говорил, что за делом Чизуэлла мне видится нечто значительное, фундаментальное? До чего мы еще не докопались?

– Да, – сказала Робин, – ты говорил, что у этого дела буквально торчат уши.

– Хорошо, что помнишь. Поэтому кое-что из сказанного Рафаэлем…

– Ну вот, у меня как раз перерыв, – произнес за их спинами нервный женский голос.

У Тиган Бутчер, невысокой, конопатой крепышки, зачесанные назад темные волосы были собраны в пучок. Под буфетчицкой униформой, которую составляли щегольской фартучек, серый галстук и черная рубашка с вышивкой в виде жокея на белой лошади, в ней угадывалась деревенская девушка, привычная к заляпанным грязью резиновым сапогам. Она принесла себе кофе с молоком, чтобы прихлебывать во время разговора.

– Ой… большое вам спасибо, – растрогалась она, когда знаменитый детектив оказал ей такое внимание – принес для нее стул.

– Нет проблем, – сказал Страйк. – Это моя напарница, Робин Эллакотт.

– Ага, это вы мне звонили, да? – уточнила Тиган, которая при своем небольшом росточке с трудом забралась на высокий барный стул. Вид у нее был одновременно взволнованный и испуганный.

– Я знаю, у тебя мало времени, Тиган, – сказал Страйк, – так что давай сразу к делу, не возражаешь?

– Нет. То есть да. Хорошо. Давайте.

– Сколько времени ты служила у Джаспера и Кинвары Чизл?

– Я еще в школу ходила, сперва неполный день у них подрабатывала, так что в общей сложности… года два с половиной, да.

– Тебе хорошо у них работалось?

– Нормально, – осторожно сказала Тиган.

– И как тебе господин министр?

– С ним никогда терок не было, – сказала Тиган, но, поняв, что это не особенно информативно, добавила: – Моя родня с ним давно знакома. Братья мои много лет в ихней усадьбе помогали – по первому зову шли.

– Вот как? – Страйк делал пометки в блокноте. – И чем они там занимались?

– Заборы могли подправить, в саду подсобить, да только сейчас угодья, считай, распроданы, – сказала Тиган. – Сад запущен совсем. – Отхлебнув кофе, она с тревогой сказала: – Моя мать взбесится, если узнает, что я тут с вами болтаю. Она мне наказала не лезть в это дело.

– Почему же?

– У нее один ответ: «Язык рыщет – беды ищет». Или вот: «Нечего парням глаза мозолить – за погляд деньги платят». Надумай я пойти на дискотеку, она так и скажет, как пить дать.

Робин рассмеялась. Тиган ухмыльнулась, гордая своим остроумием.

– Какое впечатление производила на тебя миссис Чизл как хозяйка? – спросил Страйк.

– Нормальное, – еще раз сказала Тиган.

– Миссис Чизл ведь не любила, чтобы в ее отсутствие дом пустовал, да? Хотела, чтобы кто-нибудь был рядом с лошадьми?

– Да, – сказала Тиган, а потом первый раз без понукания добавила: – У ней закидон такой.

– Но ведь одну из ее лошадей порезали, разве не так?

– Хотите – называйте это порезами, – сказала Тиган, – а по мне – царапины. Романо исхитрился ночью попону с себя скинуть. Негодник, управы на него нет.

– Выходит, ты ничего не знаешь о тех, кто пробрался к ней в сад? – спросил Страйк, занеся ручку над блокнотом.

– Ну-у-у, – протянула Тиган, – что-то она такое упоминала, да только…

Она перевела глаза на сигареты Страйка «Бенсон энд Хеджес», лежащие рядом со стаканом пива, и наконец отважилась:

– Можно мне закурить?

– Угощайся. – Страйк достал из кармана зажигалку и подвинул к ней.

Тиган прикурила, глубоко затянулась и сказала:

– Сдается мне, никого там не было. Просто миссис Чизл… она… – Тиган не сразу подобрала нужные слова. – Ну, будь она кобылкой, я б сказала: «Зря ушами прядает». Сколько раз я там оставалась на ночь – ничего подозрительного не слыхала.

– Ты ночевала в доме, перед тем как Джаспера Чизла нашли мертвым в Лондоне, так ведь?

– Ночевала.

– Не помнишь, в котором часу вернулась миссис Чизл?

– Около одиннадцати. Я прям обалдела, – сказала Тиган. Теперь, когда первое волнение улеглось, у нее прорезалась некоторая словоохотливость. – Она ведь собиралась в Лондоне остаться. А тут входит – и сразу на меня наехала: зачем я перед телевизором сигаретку выкурила… она, видишь ли, курения не выносит, да еще напустилась, что я из холодильника бутылку вина достала… да пару стаканчиков хлопнула. Хотя перед отъездом сама мне разрешила брать что захочется; вечно у ней семь пятниц на неделе. То ей так, то эдак. Не угодишь, честное слово. Короче, приехала она уже не в духе. Как по коридору затопала – я сразу поняла. Сигаретка и вино – делов-то. Но она как с цепи сорвалась.

– Однако ты все равно осталась ночевать?

– А как я откажусь? Она мне талдычить стала: не смей садиться за руль, ты в нетрезвом виде, да только враки это, у меня ни в одном глазу не было, а она и говорит: ты сходи-ка лошадей проверь, мне, дескать, позвонить надо.